Лауреаты (СИ)

В начале семидесятых годов к ним в фонд поступил заказ из краевого управления госбезопасности. Чекисты перебирались в новое, специально выстроенное здание, где в просторном вестибюле предполагалось выставить громадный бронзовый бюст первого председателя ВЧК. Как символ чистых рук и горячего сердца.

Прежнее гипсовое воплощение хозяев уже не устраивало. Торжественное открытие было приурочено к тогдашнему всенародному празднику 7-го ноября.

Худфондовцы с энтузиазмом взялись за дело.

Бюсты революционных вождей не требовали особого напряга творческой мысли, зато вполне прилично оплачивались. Но вышла маленькая неувязка.

Свежесработанная бронза долго не тускнеет. Ее надо покрывать специальной мастикой. Запасы которой, к сожалению, в фонде были исчерпаны. А сияющего, как надраенный пятак, Дзержинского могли при приемке забраковать.

Пришлось вспомнить старинный рецепт. Бронзовые изделия приобретают благородный темный оттенок после интенсивной обработки обычной мочой.

Бюст срочно переволокли в мужской туалет. Среди сотрудников распространили устную, строго секретную (чтоб, не дай Бог, не просочилась за стены) директиву. В смысле – ни капли ценного продукта мимо нужного объекта.

Через неделю изделие приобрело необходимый товарный вид. Чекисты на радостях даже не затянули с оплатой. Что было, конечно, большим культурным событием местного масштаба.

Откатавшись намеченное время, мы вышли перекурить и продолжить движение в пешем строю. Мороз явно усиливался. Пронзительный холодный ветер выбивал слезу не хуже любовного мексиканского сериала.

– Ну что, пора уже и позвонить – заметил Сережа.

Я заковылял было в нужном направлении.

– Ты куда это? – удивился Красовский.

– Вон же автомат.

– Ты что, больной?

Сережа решительно толкнул дверь ближайшего магазина. Подошел к выставленным образцам одежды. Оценивающе помял в кулаке рукав многодолларового костюма. И по-хозяйски обратился к продавщице:

– Девушка, вы не позволите нам позвонить? Я композитор Красовский. Лауреат, между прочим, фестиваля «Лучшие песни года». А это мой поэт. Нам нужно срочно связаться с Стояном Берберовым.

Я был уверен, что нас выкинут наружу раньше, чем Сережа закончит просьбу. Даже на всякий случай занял стратегически выгодную позицию у дверей. И грубо ошибся.

Все-таки есть люди, чье нахальство окружающие воспринимают как должное. Девушка с благоговением поднесла телефон на длинном шнуре. Красовский яростно набрал номер и сдержанно побеседовал.

– Алло, алло, я могу поговорить с Стояном? Отдыхает? Через какое время можно позвонить? Через два часа? Спасибо, всего доброго.

Мы разочарованно поблагодарили любезную продавщицу и потопали убивать время по второму кругу.

Настроение потихоньку портилось.

Я вообще не слишком люблю чего-то ждать. Меня угнетает ситуация, когда рушатся планы и не знаешь, что делать дальше. Плюс постоянно гложет дурацкая мысль, что ожидание окажется напрасным. И будет обидно за выброшенный на ветер кусок молодой красивой жизни.

Мне пересказывали уникальную сценку – когда перед очередным большим праздником в Питере на многих улицах меняли дорожное покрытие.

Возле трамвайной остановки стоял мужик и достаточно отборно выражал мнение, в каком именно месте он все вокруг видел. Ему, естественно, сделали замечание: зачем же так грубо? Мужик возмущенно оправдывался:

– Блин, я час стою на этой долбаной остановке, только сейчас заметил, что рельсов нет!

Наша с Красовским ситуация отличалась примерно такой же особой бестолковостью.

Новое путешествие на троллейбусе положительных эмоций не добавило. Холод свирепствовал. День тянулся, как будто мечтал стать полярным.

Сережа впал в угрюмую меланхолию. Особенно после того, как еще раз позвонил Берберову и опять выслушал невнятный ответ про пару часов.

Мы ознакомились с близлежащими магазинами, хватанули на лютом морозе каких-то сомнительных уличных пирожков и поняли, что сил двигаться дальше уже не осталось.

– Ничего, сейчас отдохнем. – утешил Красовский. – Есть тут одно место.

Одним местом оказалась гостиница «Украина». С распадом Союза полноправно ставшая интуристской.

Что Сережа наплел швейцару, я не разобрал. Но нас пропустили без малейшей дополнительной взятки.

Мы поднялись на лифте и оказались в набитом солидными кожаными диванами холле.

Красовский двумя фразами обаял дежурную по этажу и завладел телефоном. Я тихонько разулся и пристроился отдыхать. Не обращая внимания на снующих горничных и возможных украинских иностранцев.

Подумал, что к моим гостиничным приключениям добавилось еще одно. Не самое, правда, запоминающееся.

Самым запоминающимся был случай в Донецке.

Мы приехали туда на фестиваль юмора. Все было прекрасно организовано. С нами даже полностью и вовремя расплатились.

Хозяева не учли лишь одного: самолеты в Ленинград летали через день. После фестиваля нам еще сутки предстояло ждать рейса. В подвешенном состоянии, поскольку срок гостиничной брони кончился.