Лауреаты (СИ)

В общем, как соавтор Сережа меня вполне устраивает. Он талантливый и нахальный. Он человек действия. А я в большей степени созерцатель. И, вероятно, мы дополняем друг друга. И даже вполне созрели для какого-нибудь не самого дохлого совместного лауреатства.

Мы со скупой надеждой ждали своего часа. И вот, кажется, дождались.

ТАТЬЯНА-2

Есть такая затрепанная, но крылатая, как мечта и женская прокладка «Олвейз», фраза: «Еврей – дворник».

Над ней полагается весело и задорно смеяться. С намеком, что таких евреев якобы не бывает. Или, во всяком случае, их число множится чрезвычайно медленно.

То есть мне в каком-то отношении крупно повезло.

Я столкнулся с уникальным подарком судьбы. В том смысле, что закрутил роман с женщиной-дворничихой коренной израильской национальности. Наверное, единственной во всем многолюдном Питере.

По случайному совпадению, ее, как и мою жену, звали Татьяной. Это вносило в жизнь дополнительные удобства. Можно было не бояться спутать милые влюбленному сердцу имена.

Раньше Татьяна-2 жила с родителями в областном, но глубоко провинциальном городе Луганске. Преподавала музыку в детском саду. Откладывала деньги на покупку предметов второй и третьей необходимости. Смутно мечтала о прекрасном принце местного разлива. Обменивалась с подругами важной информацией о коварстве остальных мужчин.

Персонала в садике, как обычно, не хватало. Приходилось подменять истомленных и разочаровавшихся в жизни нянечек. В частности, заниматься непрестижным обмыванием детей после дневного сна и соответствующих физиологических последствий.

Действие шло по четко отработанной методике: снять с младенца обгаженные штанишки, промыть попку под струей теплой воды, вытереть полотенцем и натянуть чистый сменный комплект.

Однажды именно за этим увлекательным занятием Татьяну застал семилетний сын заведующей садиком. Мальчика буквально заворожили рациональность и отточенность движений. Но смутные сомнения в неокрепшую душу все же закрались:

– Тетя Таня, неужели вам приятно так делать?

Татьяна напрягла растущие педагогические способности и ответила уклончиво:

– А ты сам, Вова, как считаешь? Вот если бы ты был на моем месте, тебе бы было приятно?

Вова решительно помотал головой.

– Нет!

Потом подумал и рассудительно добавил:

– Ну, может быть, если только мыть девочек постарше, таких, как я – тогда бы, наверное, да…

Когда страна закружилась в мутном водовороте перемен, Татьяна поняла, что за дальнейшее светлое будущее надо активно бороться.

Детский сад как ведомственный и нерентабельный закрыли из-за финансовых трудностей. Легкая местечковая тоска сменилась вполне конкретным безденежьем. Карьерного роста не предвиделось абсолютно. Наследство тоже ниоткуда не падало. Нужно было что-то менять самым решительным образом.

Татьяна нежно расцеловала родителей и уехала жить в большой почти столичный Санкт-Петербург. Повышать культурный уровень, расти над собой и попутно выправлять материальное положение.

Вероятно, именно так в девятнадцатом веке нищие европейские переселенцы уплывали покорять Америку и ловить зеленую долларовую птицу удачи.

Первый шаг к достижению высокой цели дался легко. Татьяну приняли на работу по дефицитной специальности дворника. Таким образом был улажен главный вопрос – с жильем.

Труженице метлы выделили служебную комнатку в коммуналке. Через десять лет безупречной службы жилплощадь могла перейти в собственность работника. Так что из окна полуподвального этажа легко просматривались не только ноги проходивших мимо граждан, но и дальнейшие радужные перспективы.

В соседней комнате жил художник Боря. Он приехал из Перми, где закончил училище живописи. Был многолетним абитуриентом Академии художеств, на птичьих правах посещал там какие-то занятия, ездил на этюды, неутомимо водил кистью по холсту.

Для поддержания телесных сил и сохранения лимитной прописки Боря трудился стрелком в охране Монетного двора. Оттуда мы с ним украли большую стеклянную бутыль из-под необходимой для технологического процесса кислоты. Мы рассчитывали поставить в ней брагу. Но бутыль оказалась с запахом – видимо, кроме кислоты туда добавляют еще какую-то гадость. Идея засохла на корню.

Пару раз в неделю Боря халтурил натурщиком – позировал в набедренной повязке. По-моему, в мастерской самого Евсеенко. Работа требовала физических усилий – попробуй постоять неподвижно несколько часов! Причем с самого раннего утра. Выпадали, правда, и светлые дни.

Помню, как-то, далеко за полночь, мы с ним и Татьяной крепко прикладывались к портвейну. Я удивлялся, что Боря безмятежно пьет.

– Тебе же завтра позировать. Выдержишь?

– Ерунда. У меня завтра ступни ног.

Я не понял.

Боря терпеливо пояснил: студенты учатся рисовать обнаженную натуру как целиком, так и по частям. Плечо, например, или бицепс. Какой-нибудь особенный наклон головы.

Очередное занятие посвящено ступням и пальцам ног. Натурщику можно дремать, сидя на стуле. Главное – предварительно омыть конечности и не забыть разуться.

На следующий вечер Боря с гордостью говорил, что его ноги были единодушно признаны особенно выразительными…