Лавандовые письма

Иногда ей казалось, она так рано созрела чтобы однажды убить того, кто лишил ее отца.

И потом, когда все кончилось, она шла по бесконечным черным коридорам, ехала домой, собирала вещи, ехала обратно и потом в порт — уже с Хароном, — ей постоянно встречались какие-то знакомые, которые начинали утешать фальшивыми голосами: «Да зачем тебе эта магия, ты красивая девушка, выйдешь замуж, родишь детишек, было б из-за чего расстраиваться».

На корабле, когда Харон уже принял свою первую порцию, она спросила его: «Там можно будет колдовать?»

«Ну конечно, — ответил он. — Да ради ж бога. Все равно вы ничего толкового сделать не сумеете. Этот модный аксессуар у вас на шейке не просто так».

Домой, к госпоже Ритто, Тимира возвращается быстрым шагом, но поклонники, обрадованные отсутствием главного конкурента — все-таки сын мэра считался в иерархии женихов высшим достижением — буквально бросаются ей наперерез. Она машинально улыбается, подает пальчики, вертит в руках букеты и возвращает их — ах, у моей хозяйки тяжелая аллергия на цветы! Иногда разрешает некоторым, особо отличившимся, прийти перед вечерним чаем, в часы, по этикету предназначенные для приема близких друзей.

Попав в этот город совсем девчонкой, она быстро освоила эти танцы. Одному пообещать впрямую, но передумать, другому улыбнуться, от третьего принять подарок за гранью, но на глазах у всех, чтобы он не мог им пенять.

Но мысли ее далеко.

Научиться контролировать свою стихию. Без черных стен Экзаменациума, но с тонким шрамом на горле, с удавкой.

На вечер к мэру она надевает нежно-сиреневое платье. Не позвать ее не могут — она представлена господину Фестеру спутницей Гайла. Прилично было бы отказаться, учитывая как на дух они с мэром не переносят друг друга. Ему не нужна такая невестка, ее бесят его манеры, но любопытство все-таки сильнее. Иржи новенький, и она первая с ним пообщается.

Ее усаживают по левую руку от Гайла. Рядом с ней его сестра, за которой ухаживает скромный сын учителя музыки. Удивительно, но мэру этот парнишка нравится, и даже вечно раздраженное его выражение лица смягчается, когда он смотрит на эту парочку. На обратном пути взгляд мэра натыкается на Гайла с Тимирой, и он каждый раз морщится, но ничего не говорит.

Иржи сажают ровно напротив, на другой стороне стола, и надзирателя, разумеется, рядом. Огромная темная фигура Харона загораживает свет из окна и перетягивает на себя все внимание, из-за чего беспечные разговоры за столом то и дело осекаются, разбиваясь о темную скалу его молчания.

Говорят о погоде, о балах, о юных гувернантках, о столичных новостях.

Мрачный пришелец сидит молча, почти не прикасаясь к еде и даже не воздает должное знаменитому жюльену госпожи Пат, жены мэра. Оживляется он только к десерту и с таким аппетитом поглощает малиновый суп, что ему наливают вторую порцию, хотя и переглядываются недоуменно. Здесь привыкли, что ссыльные маги скорее застыдят местных своими безупречными манерами. Господин Иржи же этикетом не заморачивается.

После обеда господа удаляются в курительную комнату, замужние дамы собираются в кружок сплетничать, а для молодежи маленький квартет в танцевальной гостиной играет заводные песенки. Тимира ловко ускользает от внимания Гайла и выходит на террасу. Как она и думала, Иржи следует за ней.

На ужин он переоделся и выглядит уже не таким суровым боевым магом как на пирсе. Светлый костюм и кружевные манжеты ему даже идут, несмотря на по-прежнему дикие неусмиренные вихры на голове. Шрам на шее скрывает черный шнурок — ему все-таки подсказали прикрыть его, но он скорее подчеркнул свой статус.

— Неужели вы скучаете тут одна? — он встает рядом, опираясь на мраморные перила. — Где ваш жених?

— Он мне не жених, но не говорите об этом господину мэру, — улыбается Тимира.

— Зачем же вы пришли на этот скучный ужин?

— Было любопытно взглянуть на вас.

— Польщен, — усмехается господин Иржи. — Но можно было устроить это гораздо проще.

— В этом городе — нельзя, — отрезает Тимира.

— Ссыльные тут не общаются между собой?

— Нет, это не принято.

— А если… я бы хотел? — его пальцы гладят кружева на ее ключице.

Иржи наклоняется слишком близко, и Тимира даже оглядывается, не видят ли их из комнаты. Но здешний мир синих теней и холодного мрамора и яркий желтый свет в гостиной, отражающийся в натертом паркете, разделяет магическая граница, в которой даже звуки музыки вязнут и звучат глухо.

Тимира открывает рот, чтобы хлесткой фразой отрезвить наглеца, но их глаза встречаются и мир гулко ударяет в ее голове в барабаны.

Эти черные глаза!

Она уже смотрела в них — не один раз, два! Сначала там, на острове, когда они встретились взглядами — ее испуганный и его… горящий ненавистью.

И потом — в Экзаменациуме с уходящими в высоту черными стенами, которые в одно мгновение заполнились мутной морской водой. И в ее толще она висела, раскинув руки и ноги морской звездой, — не дотянуться до воздуха, не выбраться, не ухватиться. Пыталась вдохнуть, но тугие ленты воды заполняли ее горло. И смотрела вперед — только вперед, в черные глаза убийцы своего отца.