Лавина

Единственная проблема: она не может отрицать, что ей это отчасти нравится. После поездки в минивэне у нее все болит. Очень в нем было худо. Она никогда не чувствовала себя такой одинокой. А теперь она боса и беззащитна, в незнакомом месте, а ей дают то, что ей нужно.

После того как ей дали пару минут освежиться – что бы это ни значило, в «Жемчужных вратах преподобного Уэйна», – они втроем забрались в длинный фургон без окон. На полу ковролин, но никаких сидений, поэтому все устроились на полу. Когда открылись задние двери, фургон оказался битком набит. Их встретили двадцать молодых, энергичных, сияющих улыбками лиц. И.В. это показалось невозможным, и она отпрянула, упершись спиной прямо в Бонни и Марлу. Но из фургона раздался веселый хор приветствий, в полумраке засверкали улыбки, и народ потеснился, чтобы выделить им места.

Следующие два дня она провела в фургоне, зажатая между Бонни и Марлой, которые постоянно держали ее за руки, поэтому она и в носу не могла поковырять без разрешения. Веселые песни здесь распевали до тех пор, пока мозги у нее не превратились в тапиоку. А еще играли в дурацкие игры.

Пару раз в час кто-нибудь в фургоне начинал иноязычить, совсем как психи в лагере Фалабалы. Или евангелисты в «Жемчужных вратах преподобного Уэйна». Бормотание распространялось по всему фургону будто заразная болезнь, и вскоре уже все до единого иноязычили.

За исключением И. В. Она никак не могла взять в толк, откуда это берется. И вообще стыдно нести такую тарабарщину. Поэтому она только вид делала, что бормочет.

Трижды в день им выпадала возможность поесть и оправиться. Останавливался фургон только в ЖЭКах. И.В. чувствовала, как он съезжает с трассы, петляет по шоссе между строящихся домов, по дворам и проулкам. Автоматически поднималась дверь гаража, фургон въезжал, и дверь опускалась снова. Все гурьбой валили в придорожный дом, вот только такие дома всегда были лишены мебели и какой-либо семейной мелочовки. Там их уже ждали, и они ели торты и печенья. Это всегда происходило в совершенно пустой комнате, но обои менялись: в одном месте обои в цветочек в стиле кантри и застоявшийся запах прогорклого освежителя «глейд». В другом обои с хоккеистами, футболистами, баскетболистами. А еще в одном просто гладкие белые стены со старыми каракулями цветными мелками. Сидя в этих комнатах, И.В. рассматривала царапины на полу от когда-то передвинутой мебели, точно впадины геологических пород, созерцала их, будто археолог, выдумывала истории о когда-то живших здесь, но давно уехавших семьях. Но к концу путешествия она уже и на это не обращала внимания.

В фургоне она не слышала ничего, кроме счастливых песен и хоралов, не видела ничего, кроме притиснутых друг к другу лиц своих спутников. Заправляться они всегда останавливались на бензоколонках для грузовиков в самых глухих местах, причем подъезжали к самому дальнему насосу, чтобы никого больше и близко не было. За исключением таких коротких остановок фургон все ехал и ехал, только водители сменялись.

Наконец они приехали на побережье. И.В. узнала его по запаху. Несколько минут фургон стоял, мотор урчал на холостом ходу, но вот И.В. встряхнуло: преодолев какой-то порог, фургон пополз вверх – сперва по одному пандусу, потом по другому – и остановился. Раздался щелчок, водитель поставил машину на ручник.

Тут послышался рокот, похожий на шум мотора, только намного громче. Поначалу И. В. даже не почувствовала движения, а потом сообразила, что все мягко покачивается. Фургон стоял на корабле, а тот вышел в море.

Этот настоящий океанский корабль, правда, старый, дрянной и проржавевший, стоил на свалке, наверное, целых пять баксов. Но он еще способен перевозить машины и держится на плаву.

Корабль – такой же, как фургон, только больше, и народу тут тоже больше. Но едят они ту же еду, поют те же песни и все так же почти не спят. К тому времени И.В. находит в этом извращенное утешение. Она знает, что вокруг уйма таких же, как она, и что она в безопасности. Она свыклась с заведенным порядком, она знает, где ее место.

И так, наконец, они попадают на Плот. Никто не сказал И.В., куда они едут, но именно туда они направляются – теперь это уже совершенно очевидно. Ей следовало бы испугаться. Но они не ехали бы на Плот, будь там так плохо, как о нем говорят.

Когда он еще только показывается на горизонте, И.В. почти ждет, что ее снова обмотают промышленной изолентой. А потом она догадывается, что в этом нет необходимости. Она же никому не чинила неприятностей. Ее приняли как свою, ей доверяют. Отчасти это пробуждает гордость.

И она не будет создавать проблемы на Плоту, потому что сбежать из их сектора лодчонок она может только на Плот per se. На настоящий Плот. Плот из сотен дешевых гонконгских фильмов и комиксов с реками крови. Не нужно большого воображения, чтобы представить себе, что случается на Плоту с пятнадцатилетними американскими блондинками, и здешним людям это известно.