Лавина

"Не укради" - легко. Гораздо труднее - украсть. "Не убий" - и того легче. Ирина не могла убить даже гусеницу. "Не лжесвидетельствуй" - тоже доступно. А вот "смири гордыню", пригни голову своему "я", выпусти в форточку свою женскую суть. И при этом - не возненавидь... ненависть сушит душу до песка, а на песке ничего не растет. Даже репей...

Однажды в подземном переходе встретила Музу Савельеву. Прошла мимо. Муза позвала. Ирина не обернулась. Прошлая жизнь осталась где-то на другом берегу, и не хотелось ступать на тот берег даже ненадолго. Даже вполноги.

Недавно зашла в универмаг и увидела себя в большом зеркале с головы до ног. В длинной дорогой шубе она походила на медведя-шатуна, которого потревожили в спячке. И теперь он ходит по лесу обалделый, не понимающий: как жить? чем питаться? И вообще - что происходит?

В этот вечер Месяцев и Люля поехали в театр. Шла новая пьеса известного режиссера. Премьера. Люля не пропускала ни одной премьеры. Разделись в комнате у администратора, чтобы не стоять потом в очереди. Администратор Саша оказался знакомым Люли. Он помог снять ей пальто, хотя Месяцев стоял рядом.

На Люле был розовый костюм, купленный в последней поездке, розовый лак на ногтях и розовая поблескивающая помада. Люля была вся розовая и поблескивающая, как леденец. Ее хотелось лизнуть.

Там же раздевался некий Шапиро, известный ученый-физик, светский человек. Он катался на горных лыжах, обожал красивых женщин, не пропускал ни одной премьеры, и было непонятно, когда он работает. Физик поверхностно поздоровался с Люлей. Люля ответила, глядя чуть выше лба, и Месяцев понял: они знакомы. Были знакомы. А скорее всего, были близки, отсюда этот заговорщический общий не-взгляд. Люля как бы послала сигнал: внимание, опасно... Он: вижу, вижу, не бойся, не выдам...

Сели в партер. Месяцев оглянулся. Ему вдруг показалось: весь зал спал с Люлей. Все мужчины. И те, кто с женами, и солдаты с девушками, и толстый негр. "Какой же я дурак", - подумал Месяцев.

Пьеса была хорошая, и артисты играли хорошо, но Месяцев думал только одно: "Какой же я дурак..."

В антракте он сказал:

- Я поеду домой, а ты как хочешь.

Люля пошла следом. Молча оделись. Молча сели в машину. Месяцев обдумал план ухода: необходимые ноты, бумаги он заберет сейчас. А за роялем можно будет прислать позже. Такелажники удивятся, но поймут. А может, и не удивятся. Какая им разница. Им лишь бы платили деньги, и больше ничего.

Можно, конечно, объясниться с Люлей, но что он может ей сказать? Какой же я дурак... А при чем тут она? Он - дурак. А она какая была, такая и осталась.

Месяцев решил обойтись без выяснений. Не упрекать, не задавать вопросов. И тут же спросил:

- Он был твой любовник?

- Кто? - не поняла Люля.

- Ну, этот... - Месяцев вдруг забыл его фамилию.

- Был, - сказала она.

- Ты его любила?

- Какое-то время.

- Ты всех любила, с кем спала?

- А что тебя удивляет? Спать без любви вообще безнравственно. По-моему...

- Значит, это правда?

- Что?

- Люля - это понятие. Это образ жизни.

- Сколько лет было твоей жене, когда вы встретились?

- Шестнадцать.

- А мне тридцать четыре. Я ведь не могла сидеть сжав колени. Я искала.

- И нашла. Дурака. Какой же я дурак...

Люля молчала.

- Я переоценил свои возможности. Я не могу жить с женщиной, с которой переспал весь город. Я ухожу.

Месяцев свернул во двор, остановил машину. Он не мог дальше ехать.

Люля заплакала.

- Я все тебе оставлю. Только рояль заберу.

Люля продолжала плакать. Она снимала со щек слезы и смотрела на пальцы.

- Ну что ты плачешь? - Месяцев чувствовал свое сердце.

- Мне страшно... - проговорила Люля. - Что-то случится... Что-то случится, и все кончится. Я не вынесу.

Месяцев обнял ее, розовую, чистую, желанную.

Люлин каблук попал на гудок. Машина гуднула, как олень в лесу. Трубный зов пронзил московский дворик.

Ночью поднялся ветер. Деревья шумели с такой силой, будто начался ливень. Но ливня не было. Просто шумели деревья.

Ирина встала. Набрала номер. Занято.

Она позвонила Зине, которая жила в соседней квартире через стенку с Аликом. Зина - свой человек. Бесхитростно сообщала, когда за стеной драка... Когда приходила милиция... У Зины рос свой Алеша, и тоже без отца. Это их объединяло: женское одиночество и материнская тревога. А все остальное на этом фоне казалось несущественным.

- Зина, я вас очень прошу... Позвоните в дверь к Алику, - попросила Ирина.

- А сколько времени? - хрипло спросила Зина.

- Я не знаю.

- Сейчас, - сказала Зина, помолчав.

Ирина ждала. Время остановилось.

- Никто не открывает, - отозвалась Зина.

- Странно... Телефон занят, а никого нет.

- Трубку плохо положили, - объяснила Зина.

Ирина ухватилась за эту мысль. Алик не открывает, потому что он не один. Так уже бывало. А занято потому, что неплотно положена трубка.

Ирина уснула, и ей приснился Алик. Он прошел мимо нее не видя. Не то чтобы не замечал. Не видел, как будто находился в другом измерении.

Ирина встала. Оделась.

Лифт не работал, и она пошла пешком.

Дверь была закрыта. Она позвонила. Постучала. Еще раз позвонила долгим, непрекращающимся звонком. Приложила ухо к двери. Тихо.