Лавина

— Скука, — отрезал Эрвин с кислой гримасой на лице. — Надоело мне это. А кроме того, они заставляют здесь человека плясать под свою дудку. Одни ходят по политическим собраниям, другие разыгрывают из себя в кафе конспираторов, героев. Скука, скажу я тебе…

— Интересно, — удивился Пуцик, усталым взглядом наблюдая за тем, как струйка дыма исчезает среди зеленых листьев старой сливы, — ведь когда-то ты восхищался глинковцами.

Лицо Эрвина покраснело, глаза зло заблестели. Он махнул обеими руками.

— Глинковцами я никогда не восхищался, — отрезал он, — хотя и побывал у них. Фашизмом — это да, но клерикалов я терпеть не мог. Ну а фашизм… — задумался он, — фашизм сделал много хорошего. Расизм, война, клубы нудистов в Германии…

Пуцик старался понять все, что говорит ему охваченный восторгом Эрвин. Он улыбался про себя: вероятно, его лягнула муза, но лучше бы Эрвин писал об этом и своих стишках, почему он, Пуцик, должен выслушивать такую ерунду? Философией он никогда не увлекался, а находясь на учебе в Швейцарии, столкнулся с политикой, но с такой, которую понимал.

Заскрипела калитка. В сад, задыхаясь, вбежал старый рабочий в кожаном фартуке. Его маленькие глаза были полны страха.

— Молодой пан, молодой пан! — закричал он охрипшим голосом. — Идите, идите поскорей, партизаны пришли, подумать только, хотят взять автомобиль! А пана фабриканта как раз нет дома, — покачал он головой. — Молодой Приесол с Имро Поляком, а с ними еще какой-то русский.

Он, не скрывая нетерпения, смотрел, как Эрвин, пожав плечами, медленно встает с лавочки. Когда Эрвин направился к дому, старый рабочий начал взволнованно говорить ему:

— Вы им скажите, что существует закон, пан фабрикант рассердились бы…

— Не учите меня, пан Мрвента, — прервал его Эрвин. — Уж я-то знаю, как с ними разговаривать.

Пуцика охватила дрожь при мысли, что Эрвин может ввязаться в ссору с партизанами, поэтому, когда оба удалились, он, перебежав через сад, спрятался на гумне. Если что-нибудь случится, он останется в стороне. Эрвин зря разыгрывает из себя героя.

Когда Эрвин с Мрвентой вошли во двор, перед гаражом за старым навесом стояли рабочие с кожевенной фабрики, с любопытством рассматривая автоматы и пулемет. Имро Поляк показывал им, как из них стрелять, в то время как широколицый мускулистый партизан пытался объясниться со старым Приесолом.

Янко подошел к Эрвину и, сохраняя спокойное, но строгое выражение лица, сказал:

— Нам нужен автомобиль, примерно на час, а этот Мрвента не хочет…

Эрвин скорчил гримасу: улыбнулся уголком рта и взглянул на Мрвенту.

— Правильно, он ведь не может распоряжаться автомобилем. Если отца здесь нет, то решения принимаю я…

— Ну, короче, — не выдержал Янко, — где ключи от гаража?

— Это просьба или требование?

Голос Эрвина дрожал от возмущения. Он видел, что на него обращены взгляды всех и всем интересно, как он себя поведет.

— Да возьмите его так, чего там спорить! — закричал кто-то из рабочих.

Янко улыбнулся Эрвину, но тут же стал серьезным.

— Понимай как хочешь, но автомобиль нам совершенно необходим.

— Понимаю, — ухмыльнулся Эрвин и, вытащив из кармана связку ключей, передал их Имро Поляку. Открыв гараж, Имро спросил:

— Кто из вас умеет водить машину?

Эрвин подошел к Янко.

— Если хочешь, — предложил он, — я могу вас подвезти. По крайней мере убью время. И с машиной ничего не случится.

Янко задумался, шепнул что-то русскому, а потом согласился. Русский партизан сел рядом с Эрвином, Янко с Имро — сзади.

Машина выехала со двора и помчалась по улице в направлении шоссе. Когда они приближались к Вагу, Янко снял автомат с предохранителя, и бросил Эрвину.

— Не боишься с нами?

Эрвин обиделся и громче, чем хотел, ответил:

— Никогда в жизни ничего не боялся.

Через мост они выехали на шоссе. Русский партизан, который все время молчал и спокойно курил папиросу, обернулся назад:

— Слушай, здесь можно подождать…

— Остановись здесь, — сказал Янко, и Эрвин затормозил.

Они открыли дверцы, и русский партизан посмотрел на часы:

— Пошли, пора!

Все трое выскочили, только Эрвин, удивленный, остался сидеть за рулем, думая о том, что, собственно, они хотят сделать. Когда партизаны залегли в канаву, Янко крикнул:

— Эрвин, иди сюда, там в тебя могут попасть.

Эрвин вышел из машины и уселся за Янко в глубокой канаве.

— Кто это может в меня попасть?

— Кто-кто, увидишь, — рассмеялся Янко. У Эрвина по спине пошли мурашки.

Был тихий летний вечер. Позади желтых полей бежал длинный поезд. Сизый дым валил из трубы и оставался висеть в воздухе продолговатым облаком. Вдали вырисовывались низкие холмы, а за ними небо освещалось огненными лучами заходящего солнца. Как раскаленное железо, опущенное в воду, гасла заря над холмами. Высоко-высоко над шоссе пролетел самолет.

Едва партизаны осмотрелись, как из-за поворота появился автомобиль, раскрашенный зелеными и серыми полосами. Имро взялся за пулемет и крикнул:

— Посмотрим! Вот они…

Все затаили дыхание, в том числе и Эрвин, который только теперь понял замысел партизан. Сердце его заколотилось, он весь напрягся в ожидании предстоящего.