Лавка чудес

Приход любого гостя был для нее праздником, приход такого гостя, как Педро Аршанжо, – вдвойне, с ним она могла говорить часами, спрашивала, как там дела у Тадеу и Лу – «эти бесстыдники совсем ничего не пишут». Правда, что Гомесы с ними помирились? Пока жива была Эуфразия, обо всем можно было узнать. Но та отдала богу душу, и теперь самые сногсшибательные новости узнаешь от случая к случаю: вот тут как-то дальний родственник, житель Рио, был проездом в Баие, зашел навестить, награди его господи за доброе дело! Этот самый родственник, кузен Жувенсио де Араужо, страховой агент, видел в столице семейство Гомесов в полном сборе: Эмилия, полковник, Лу и Тадеу. Прогуливались по Копакабане в самом что ни на есть добром согласии. Непреклонный полковник сам представил Тадеу страховому агенту: «Мой зять, доктор Тадеу Каньото, инженер группы, занятой урбанизацией Рио-де-Жанейро». Полковник явно гордился зятем, шел с ним об руку. Аршанжо подтвердил известие о примирении. Узнал он о нем, правда, не от Тадеу и Лу, от них давно не было известий. Он повстречал Астерио, брата Лу, вернувшегося из Соединенных Штатов. Тот охотно рассказал все, что ему было известно о молодой чете, в том числе и про капитуляцию полковника. Тот, как узнал о беременности дочери, помчался в Рио. К сожалению, ребенка сохранить не удалось – преждевременные роды. А в остальном – полное благополучие, радужные надежды. «Тадеу – вы, конечно, в курсе событий – делает блестящую карьеру, оказался первоклассным градостроителем, куда до него полковнику Гомесу». Тут молодой человек подмигнул и расхохотался; симпатичный малый, живет в свое удовольствие, о работе и не думает.

А не кажется ли Педро, что Тадеу проявляет неблагодарность? – спросила Забела. Неблагодарность? Тем, что не пишет? У него работа, важные дела, времени не хватает. Да и сам он, Педро Аршанжо, писать не любитель. Забела глянула ему в глаза: «Ну и хитрец этот мулат – нипочем не узнаешь, что у него на душе».

Педро Аршанжо читал ей вслух, она вспоминала стихи, спрашивала о новостях, за компанию вытягивала рюмочку ликера. Старуха плевала на строжайший запрет врачей, что сделается от такой капли!

На сей раз он пришел к Забеле просить разрешения на обнародование в книге, которую он готовил к печати, полученных от нее за двадцать лет сведений о баиянских знатных семействах, что так кичились своими предками, в жилах которых якобы не текло ни капли негритянской крови. Показал ей брошюру профессора Нило Арголо: негров и метисов – в Амазонию, в селву, к москитам и болотной лихорадке, в сплетение рек и речушек, в топи Мато-Гроссо.

– И не оставить ни одного, чтоб рассказал, как все это было… – смеялась Забела, морщась, – ей больно было смеяться.

Педро Аршанжо тоже рассмеялся, старуха развеяла его дурное настроение.

– Нило Арголо – червяк, инфузория, un sale individu[78], скотина скотиной. Пишите книгу, сын мой, выкладывайте всю подноготную, да поскорей, чтоб я перед смертью вволю посмеялась de cеs emmerdeurs[79].

Педро Аршанжо вернулся к жестокому рабочему режиму, он спешил выполнить просьбу Забелы: «Хочу подержать эту книгу в руках и послать один экземпляр Нило д’Авила Арголо де Араужо avec une dédicace»[80].

Не дождалась, умерла. Умерла в здравом рассудке, а накануне смерти еще злорадствовала и смеялась до колик – «un fou rire, mon cher»[81], когда Аршанжо рассказал ей о своем последнем открытии: некий негр по имени Бомбоше оказался его, Педро Аршанжо, прадедом «и еще чьим, знаете? Профессора Нило Арголо де Араужо. О-ла-ла!».

На другое утро служанка нашла ее мертвой в кровати под балдахином в стиле рококо. Она умерла во сне, и это был единственный тихий поступок за всю ее шумную, яркую и праздничную жизнь, полную бурных страстей. Хмурым утром, серым и сырым, вокруг иссохшего тела собрались немногочисленные участники похорон, половина – из особняков Витории, другая – из проулков Пелоуриньо и Табуана. Гроб к фамильному склепу Араужо-и-Пиньо несли Педро Аршанжо и Лидио Корро вместе с Гонсалвесами, Авила, Арголо, Мартинсами и Араужо.

Вернувшись с похорон, Педро Аршанжо не отходил от письменного стола, спешил исполнить волю Забелы. Примерно через год после публикации законодательных предложений профессора Нило Арголо куму Лидио удалось отпечатать на самой дешевой бумаге и кое-как переплести сто сорок два экземпляра «Заметок о смешанных браках в баиянских семьях». Денег не хватало, ремонт типографского станка сожрал все ресурсы, пришлось обойтись отходами бумаги, выпрошенными у газетных издательств, но и за них нужно было платить.