Лавка дядюшки Лика

Во время продолжительного чаепития я спросил дядюшку Лика, что означал употребленный им термин «перешедшие», на что он, в свою очередь, задал вопрос: «А вы разве не знаете, сеньор Конти?». Я ответил искренним «нет», на том разговор об этом и закончился, поскольку дядюшка Лик предложил: «Не хотите ли зайти в лавку?» И добавил: «Там очень интересно!» Я с готовностью согласился и пошел следом за хозяином по направлению к дверям дома.

В лавке царила полутьма. Жалюзи на окнах были наполовину закрыты, дневной свет падал сквозь них на пол. Закрыв за собой дверь, я некоторое время привыкал к полутьме, а затем увидел стены с полками, на которых размещалось огромное количество различных вещей, тускло освещенных небольшими лампами, и несколько экспонатов больших размеров, стоящих отдельно. Дядюшка Лик взялся быть моим гидом. Вначале он коротко объяснил мне устройство лавки.

– Все помещение условно поделено на четыре части света и если бы вы, сеньор Конти, взяли в руки компас, то увидели бы, что расположение экспонатов в лавке в точности соответствует им. Сейчас, например, войдя в дверь, мы оказались на юге нашей планеты. Следовательно, все, что справа от нас и до середины помещения соответствует той ее части, что простирается, условно говоря, вниз от экватора, направо от Гринвича – до самого сто восьмидесятого меридиана. Другими словами, эта часть лавки называется юго-востоком. Налево, соответственно, юго-запад. От условного экватора лавки к дальней стене простираются те пространства, что мы для себя называем северо-востоком и северо-западом. Я так подробно объясняю вам все это только с одной целью: войдя сюда в каждый следующий визит, вы будете точно знать, где лежит то, что вам интересно на сей раз. Ну, а теперь наслаждайтесь, разглядывайте, читайте – тут есть много удивительных вещей, а я, пожалуй, займусь делами, после чего и пообедаем.

Дядюшка Лик оставил меня одного и это было здорово, иначе я бы занервничал, да и разбил что-нибудь особо ценное. Как выяснилось почти сразу, другого рода экспонатов в лавке просто не было, тут были собраны сплошь артефакты, предметы, стоимость которых исчислялась огромными суммами. Некоторые из представленных вещей были настолько редки, что дядюшка Лик как истинный собиратель не продавал их вовсе. Всего этого я не знал, а хозяин то ли намеренно, то ли по каким-то иным, мне неведомым, соображениям, не просветил меня в вопросах особенностей многих выставленных тут экспонатов, потому я, поболтавшись по лавке, дошел до дальних правых полок и без всякого пиетета к выставленным редкостям, даже с легким пренебрежением взял первую же попавшуюся мне на глаза вещь.

Это была какая-то совершенно безликая с виду маска с абсолютно гладкой поверхностью, отверстиями для глаз, приклеенными меховыми бровями и усами, треугольным носом и с чем-то похожим на две связки ключей в тех местах, где обычно находятся уши. Я повертел ее в руках, положил на место и только потом прочитал ее описание. Тут же вся спесь с меня слетела – этот предмет оказался погребальной маской давно вымершего племени, которую клали на лицо усопшего с целью запутать его душу, дабы она не могла вернуться в тело. Таких масок было в мире не больше десятка и каждая из них могла принести обладателю целое состояние.

Больше я не позволял себе подобной вольности. Теперь, прежде чем взять в руки экспонат, я прочитывал его описание, закрепленное в рамке на стене, и только потом дотрагивался до очередной редкости, а иногда и не делал этого в силу приписываемой ей особой магической силы.

Масок в лавке было довольно много, и о существовании большей части из их, как, впрочем, и иных редкостей, тут хранящихся, прежде мне не было известно. Предметы быта и культа давно исчезнувших с лица земли народов, боярская шапка, изготовленная около четырехсот лет назад, подлинный роуч шайенов, принадлежавший какому-то славному вождю, чуть ли не самому «Римскому Носу», книга Джозефа Смита, одна из пяти тысяч изданных первым тиражом, тут были даже второй том Библии Гутенберга и «География» Птолемея, но больше всего поражал воображение громадный том «Птицы Америки».

Вдруг мой взгляд привлек знакомый предмет, даже издалека я его узнал, и двинувшись на запад, прямо в направлении условного Гринвичского меридиана, я приблизился к великой ценности для каждого меломана. На полке стоял «Белый альбом», на конверте которого был проштампован его порядковый номер – 0000005. Подержав в руках уникальный экспонат и промычав несколько фрагментов мелодий, я двинулся на юго-запад лавки, где заметил великолепный образец фаюмской живописи, а еще южнее – несколько фрагментов рабовладельческого корабля, затонувшего несколько веков назад у западного побережья Африки.

Я так увлекся, что перестал наблюдать время, и отвлек меня от созерцания невиданной мною доселе коллекции редчайших предметов разных эпох и сторон света только знакомый голос, вдруг раздавшийся за спиной. Это был мистер Пик, он улыбнулся и протянул мне руку для приветствия.