— Мы не замѣтили этого дома, пока вы насъ не позвали, отвѣчала Нелли.
— Мудренаго мало, когда молнія такъ и жжетъ глаза. Станьте-ка къ огню, да посушитесь маленько. Если хотите чего нибудь поѣсть, прикажите, и вамъ сейчасъ будетъ подано, а если ничего не хотите, не стѣсняйтесь: въ нашемъ трактирѣ это необязательно. Кажется "Храбрый солдатъ" извѣстенъ во всемъ околоткѣ.
— Вашъ трактиръ называется "Храбрый солдатъ"? спросила Нелли.
— Неужто это новость для васъ? Откуда вы? изъ какихъ странъ? По крайней мѣрѣ, въ нашихъ краяхъ всѣ знаютъ, какъ Отче нашъ, что такое "Храбрый солдатъ". Да, нашъ трактиръ называется "Храбрый солдатъ", а хозяинъ здѣсь Джемсъ Гровсь, человѣкъ безупречной, непоколебимой честности. Есть у него и отличныя кегли въ крытомъ помѣщеніи. Если найдется хоть одинъ человѣкъ, который недоволенъ Джемсомъ Гровсомъ, пусть онъ скажетъ это самому Джемсу Гровсу, и тотъ устроить ему какую угодно партію отъ четырехъ до сорока фунтовъ стерлинговъ за ставку.
И съ этими словами онъ нѣсколько разъ ударилъ себя по жилету: дескать, я самъ и есть Джемсъ Гровсъ, вполнѣ заслуживающій эти похвалы, и, взглянувъ на свой собственный портретъ, висѣвшій въ черной рамкѣ надъ каминомъ, откуда онъ, казалось, бросалъ вызовъ всему обществу, онъ поднесъ къ губамъ стаканъ съ водкой, наполовину опорожненный, и выпилъ за здоровье Джемса Гровса.
Вѣроятно кто нибудь изъ завсегдатаевъ трактира, сидѣвшихъ въ той же комнатѣ за ширмой, не разъ изъявлялъ сомнѣніе насчетъ безупречности хозяина, что и вызвало эту хвалебную рѣчь съ его стороны, что Джемсъ Гровсъ, ни съ того, ни съ сего, вдругъ повернулся къширмѣ, громко забарабанилъ по ней и съ минуту ждалъ отвѣта. Но отвѣта не послѣдовало, и онъ продолжалъ ораторствовать въ томъ же духѣ:
— Не думаю, чтобы много нашлось людей, которые бы отважились ссориться съ Джемсомъ Гровсомъ подъ его собственной крышей. Есть одинъ такой смѣльчакъ — и онъ не за горами — такъ вѣдь это во какой здоровякъ: онъ одинъ стоить добрыхъ двадцати, поэтому-то я и позволяю ему говорить все, что ему вздумается, а онъ и пользуется этимъ.
Въ отвѣть на эти комплименты за ширмой послышался сердитый хриплый голосъ. Хозяина просили зажечь свѣчи и не шумѣть; нечего, молъ, хвастаться: всѣ знаютъ, что онъ за птица.
— Нелли, душечка, слышишь, тамъ играютъ въ карты! шепнулъ старикъ, навостривъ уши.
— Затвори ставни, да сними со свѣчки, продолжалъ тотъ же сердитый голосъ. — Такая темь, чортъ возьми, что и мастей не разберешь. Благодаря грозѣ, пиво у тебя сегодня будетъ совсѣмъ скверное. Партія кончена. Я выигралъ семь фунтовъ и шесть пенсовъ. Давай-ка ихъ сюда, Исаакъ!
— Да ты слышишь, Нелли, слышишь? встрепенувшись повторилъ старикъ, когда за ширмой зазвенѣли мелкой монетой.
Сильнѣйшій громовой ударъ прервалъ на минуту всѣ разговоры.
— Такого грома я не слыхалъ съ той самой ночи, когда, помните, старику Льюку Видерсу такъ страшно везло: онъ выигралъ тринадцать разъ кряду, заговорилъ кто-то другой, рѣзкимъ, надтреснутымъ голосомъ, въ высшей степени непріятнымъ. — Всѣ тогда говорили, что ему, должно быть, самъ чортъ помогаеть; я увѣренъ, что онъ стоялъ у него за спиной.
— Льюку везло только въ послѣдніе года; я помню, какъ онъ всегда былъ несчастливъ въ игрѣ: его, бывало, славно отдѣлывали и въ картахъ, и въ кости: какъ липку обирали, замѣтилъ первый.
— Да ты слышишь ли, Нелли, что они говорятъ? настойчиво шепталъ старикъ.
Дѣвочка взглянула на него и къ ужасу своему увидѣла, что онъ совсѣмъ преобразился. Лицо у него было взволнованное, взглядъ напряженный, зубы стиснуты; онъ съ трудомъ дышалъ; рука его — онъ ухватился за руку внучки — ходуномъ ходила.
— Богъ свидѣтель, что я всегда говорилъ то же самое, бормоталъ онъ, поднимая глаза къ небу. — Я зналъ, что это такъ и должно быть, что это будетъ и всегда мечталъ объ этомъ! Скажи, милая Нелличка, сколько всего у насъ денегъ? Вчера я видѣлъ, у тебя ихъ было довольно. Подай ихъ сюда.
— Нѣтъ, нѣтъ, милый дѣдушка, не отбирайте у меня денегъ, взмолилась испуганная дѣвочка;- лучше уйдемте отсюда; нужды, нѣтъ, что дождь идетъ. Умоляю васъ, уйдемте поскорѣе отсюда.
— Дай мнѣ деньги, говорю тебѣ. — Глаза его гнѣвно сверкнули, но онъ сейчасъ же опомнился и сталъ успокаивать внучку. — Не плачь, дитятко мое, прости мнѣ, я не хотѣлъ тебя обидѣть. Вѣдь я сдѣлалъ тебя несчастной, я и исправлю бѣду. Гдѣ деньги?
— Заклинаю васъ, дѣдушка, ради вашего и моего спокойствія, не притрагивайтесь къ этимъ деньгамъ. Лучше я выброшу ихъ за окно. Бѣжимъ изъ этого дома, бѣжимъ!
— Дай деньги, мнѣ нужны деньги, ты должна мнѣ ихъ дать! Вотъ такъ-то лучше! теперь я узнаю мою милую дѣвочку. Не бойся, Нелличка, я выиграю и устрою твою судьбу.
И онъ съ лихорадочнымъ волненіемъ схватилъ кошелекъ, который Нелли вынула изъ кармана, и торопливо направился за ширму. Остановить его не было никакой возможности. Разстроенная, опечаленная дѣвочка покорно послѣдовала за дѣдомъ и вотъ что они увидѣли.