Лавка древностей

Тараторя все это, Самсон потирал руки и с ошалелым, испуганным видом смотрел на огромную пучеглазую, тупоносую фигуру с бушприта какого-нибудь пущенного на слом корабля, приткнутую в угол возле печки и похожую на домового или на идола, которому, быть может, поклонялся карлик. Бесформенная деревянная нашлепка у нее на голове, имевшая весьма отдаленное сходство с треуголкой, некоторое подобие звезды на левой стороне груди и эполеты свидетельствовали о том, что фигура эта изображала одного из прославленных в истории адмиралов, но, не будь на ней вышеупомянутых атрибутов, ее вполне можно было бы принять за памятник какому-нибудь почтенному водяному или другому обитателю морской пучины. Так как пропорции этой статуи совершенно не соответствовали помещению, которое она теперь украшала, нижняя половина ее была отпилена по талию. Бодро подавшись вперед с той несколько назойливой угодливостью, которая свойственна фигурам с корабельных бушпритов, она даже в укороченном виде возвышалась до самого потолка и сокращала все вокруг себя до совершенно лилипутских размеров.

— Узнаете? — спросил карлик, проследив направление взгляда мистера Брасса. — На кого похож?

— На кого? — повторил стряпчий, откинув голову несколько набок и назад, как это принято у любителей изящных искусств. — Действительно, если приглядеться, так… да, очень напоминает, особенно улыбка… и все же, клянусь честью, я…

Откровенно говоря, Самсон, в жизни не видевший никого и ничего такого, что хотя бы отчасти напоминало эту махину, находился в большом затруднении, не зная, усмотрел ли в ней мистер Квилп сходство с самим собой и потому приобрел ее в качестве фамильного портрета, или же она похожа на кого-нибудь из его врагов. Впрочем, сомневаться ему пришлось недолго, ибо, пока он созерцал статую с тем многозначительным видом, который напускают на себя люди, тщетно стараясь узнать чей-нибудь портрет, карлик швырнул на пол газету, снабдившую его материалом для песнопений, и, схватив ржавый лом, заменявший в конторе кочергу, с такой силой съездил адмирала по носу, что тот зашатался.

— Разве это не вылитый Кит, разве это не его портрет, не его образина, не его двойник! — выкрикивал Квилп, обрушивая град ударов на бессмысленную адмиральскую физиономию и покрывая ее глубокими вмятинами. — Это же его точная копия! Скажете, не похож, собака, не похож, не похож? — И, сопровождая каждый свой вопрос взмахами лома, он колотил и колотил огромную куклу до тех пор, пока крупные капли пота не выступили у него на лице.

Это зрелище могло бы показаться очень забавным, если бы смотреть на него с безопасного места, например из райка, — ведь бой быков тоже доставляет радость тем, кто не на арене, и пожар интереснее всякого спектакля для тех, кто живет не по соседству с горящим домом, но, видя, в какое неистовство пришел Квилп, его ученый советчик начинал подумывать, что контора слишком мала и стоит слишком далеко от человеческого жилья, чтобы зритель мог испытывать полное удовольствие от таких увеселений. Поэтому он забился в самый дальний угол, весьма жалобным голосом выражая свой восторг, а когда Квилп, наконец, в полном изнеможении опустился на стул, залебезил перед ним пуще прежнего.

— Прелестно! — воскликнул Самсон. — Хи-хи! Браво, сэр! Вы знаете? — И он оглянулся, словно обращаясь к покалеченному адмиралу. — Это поразительный человек, просто поразительный!

— Садитесь, — сказал карлик. — Я купил этого урода вчера, а сегодня только и делаю, что ковыряю его буравчиком, втыкаю ему вилку в глаза и вырезаю на нем свое имя и фамилию. Завтра ему конец — сожгу!

— Ха-ха-ха! — закатился Брасс. — Как это интересно!

— Подойдите ближе, — сказал Квилп, поманив его пальцем. — Ну, так что вы считаете неосмотрительным, а?

— Ничего, сэр, ничего. О таких пустяках и говорить не стоит… Но мне подумалось, что эта песенка… сама по себе чрезвычайно комичная… может быть, несколько…

— Ну? — сказал Квилп. — Несколько?..

— Что исполнение ее граничит с неосмотрительностью — разумеется, в самой отдаленной степени, или… если дозволено так выразиться, не лишено некоторого оттенка неосмотрительности, сэр, — ответил Брасс, опасливо поглядывая на карлика, глаза которого, обращенные к печке, отражали в себе красноватые отблески огня.

— Почему? — спросил Квилп, не поворачивая головы.

— Да знаете ли, сэр, — Брасс решил перейти на более фамильярный тон, — по-моему, не стоит так открыто говорить о вполне безобидных дружеских соглашениях, которые сами по себе заслуживают только похвалы, но по закону именуются сговорами. Вы меня понимаете, сэр? Об этом лучше молчать.

— Э? — проронил Квилп, переводя на него совершенно безучастный взгляд. — О чем это вы?

— Правильно, сэр! Осторожность прежде всего! — воскликнул Брасс, усиленно кивая Толовой. — Молчок, сэр, молчок! Даже здесь, между друзьями, — вы меня поняли, сэр?

— Я вас понял? Вот наглое чучело! — вскричал Квилп. — Что вы несете о каких-то дружеских соглашениях? Уж не я ли их с вами заключал? Да разве мне что-нибудь известно о ваших соглашениях?