Лавка древностей

Итак, настало время, когда им придется просить милостыню. После восхода солнца Нелл незаметно выскользнула из палатки, вышла на луг, тут же неподалеку, и стала собирать шиповник и другие столь же скромные цветы, с тем чтобы связать их в маленькие букетики для продажи нарядным леди, которые съедутся на скачки в каретах. За этим занятием мысль ее работала неустанно; вернувшись в палатку, она села рядом со стариком и занялась цветами, потом посмотрела украдкой на кукольников, спавших в другом углу, потянула деда за рукав и сказала ему шепотом: — Дедушка, не смотри на них и притворись, будто мы говорим с тобой вот об этих цветах. Помнишь, ты мне сказал перед уходом из дому, что, если кто-нибудь узнает о нашем побеге, тебя примут за сумасшедшего и разлучат со мной?

Старик повернулся к ней с выражением безграничного ужаса на лице, но она остановила его взглядом, сунула ему в руки цветы и, нагнув голову, будто связывая букет, зашептала: — Я помню твои слова. Не надо их повторять. Я все помню. Да разве это можно забыть? Дедушка, эти люди думают, будто мы убежали от родных, и хотят пойти с нами к кому-то, кто отправит нас обратно. Если у тебя будут так дрожать руки, тогда все пропало. Ты только успокойся, и мы как-нибудь уйдем от них.

— Но как? — прошептал старик. — Нелли, голубка моя, как? Меня бросят в холодный, темный подвал, Нелл, прикуют на цепь к стене, будут бить плетьми! И я тебя никогда больше не увижу!

— Вот ты опять дрожишь, — сказала девочка. — Будь все время рядом со мной. Не обращай на них внимания, не смотри на них, смотри только на меня. Я улучу минутку, когда можно будет бежать. И тогда иди за мной, не останавливайся, не отвечай им. Тс-с! Довольно!

— Что ты там делаешь, милочка? — громко зевая, спросил мистер Кодлин, потом приподнял голову, увидел, что его компаньон крепко спит, и добавил громким шепотом: — Ваш друг — Томас Кодлин! Помни! Не Коротыш, а Кодлин!

— Я вяжу букеты, — ответила девочка. — Хочу попробовать, может за эти три дня удастся продать их на скачках. Вот, возьмите один — в подарок, конечно!

Мистер Кодлин собрался было встать, но Нелли предупредила его и сама подала ему цветы. Он воткнул букетик в петлицу с поразительным для такого мизантропа благодушием, победоносно скосил глаза на мирно почивающего Коротыша и пробормотал, снова укладываясь: — Вот кто друг-то — Кодлин! Кодлин, черт побери! По мере того как близился полдень, палатки становились все пестрее и наряднее, а на широкую луговину, мягко шурша колесами, начали выезжать длинные вереницы карет. Люди, не снимавшие всю ночь холщовых блуз и кожаных гамаш, надели теперь атласные куртки, шляпы с перьями, пышные ливреи или добротное платье, превратившись соответственно кто в клоунов и жонглеров, кто в учтивых слуг при балаганах, кто в простачков фермеров, толпившихся для приманки там, где велись запрещенные азартные игры. Черноглазые цыганки в цветастых платках выискивали желающих погадать; тощие женщины с бледными, чахоточными лицами, стоя у палаток чревовещателей и фокусников и жадно поглядывая по сторонам, мысленно подсчитывали выручку задолго до того, как монеты попадали к ним в руки. Ребятишек, с которыми удалось справиться, убрали с глаз долой и вместе со всем, что изобличало убожество и нищету, запрятали среди повозок, лошадей и ослов; остальные же, пробравшись в самую гущу толпы, шныряли под ногами у людей, между колесами экипажей и выскакивали невредимыми из под лошадиных копыт. Танцующие собаки, ходули, карлица и великан и много других диковин — не говоря уже о несметном количестве шарманок и бесчисленных оркестрах — все вылезли из углов и щелей, где они ютились ночью, и теперь действовали, кто во что горазд.

Коротыш вел своих спутников по запруженной людьми и экипажами скаковой дорожке, трубя в медный рожок и балагуря пискливым голосом Панча, а Томас Кодлин шел за ним по пятам, как всегда с ширмами, и настороженно поглядывал на Нелли и ее деда, которые немного отставали от них. Девочка несла на руке маленькую корзинку с цветами и, останавливаясь у элегантных экипажей, застенчиво и скромно предлагала свои букетики. Но — увы! — здесь было столько попрошаек, гораздо более смелых, чем она, столько цыганок, суливших мужей, столько всяких других мастеров своего дела! И хотя некоторые леди, приветливо улыбаясь ей, отрицательно покачивали головой, или восклицали, обращаясь к своим кавалерам: «Посмотрите, какое хорошенькое личико!» никто из них не задерживался взглядом на этом хорошеньком личике и никто не замечал, какое оно усталое и как оно осунулось от голода.