Это был не какой-нибудь облезлый, грязный, запыленный рыдван, а хорошенький домик на колесах с белыми кисейными занавесками, подобранными на окнах фестончиками, и с зелеными ставнями в ярко-красную полоску, что придавало всему этому сооружению чрезвычайно нарядный вид столь удачным сочетанием цветов. И в упряжке у него ходили не какой-нибудь осел или заморенная кляча, а пара сытых лошадок, которые разгуливали сейчас на свободе, пощипывая пыльную траву. Не подумайте также, что это был цыганский фургон, ибо в раскрытых дверях его с блестящим медным молоточком сидела весьма солидная и радующая глаз своими размерами леди в пышном капоре с подрагивающими на нем бантами. А о том, что описываемый нами фургон вовсе не был убогим или нищенским, вы можете судить на основании того, чем эта леди занималась в данную минуту, — занятие же у нее было как нельзя более приятное и освежающее: она пила чай. Чайная посуда, а также довольно подозрительная на вид бутылка и блюдо с окороком стояли на барабане, покрытом белой салфеткой, и эта странствующая леди сидела за своим барабаном, словно за круглым столиком, удобнее которого ничего не могло быть, и, вкушая чай, любовалась открывающимся перед ней видом.
Случилось так, что, когда наши путники приблизились к фургону, хозяйка его поднесла чашку к губам (а чашка эта, под стать ей самой, была весьма солидная и радовала глаз своими размерами), устремила взоры в небеса, упоенная ароматным чаем, может быть сдобренным ложечкой или одной-единой капелькой того, что содержалось в подозрительной бутылке, — впрочем, это только наши домыслы, которые мы отнюдь не собираемся выдавать за достоверный факт, — и, будучи захвачена столь приятными переживаниями, никого и ничего вокруг себя не замечала. Но вот наступила минута, когда дородная леди должна была опустить чашку на барабан и глубоко перевести дух, так как опорожнить такой сосуд стоило немалых усилий. Проделав все это, она вдруг увидела старика и маленькую девочку, которые медленно шли мимо и, не в силах скрыть своего восторга, хоть и застенчиво, но голодными глазами следили за каждым ее движением.
— Эй! — крикнула хозяйка фургона и, собрав с колен крошки, ссыпала их горстью в рот, после чего вытерла губы. — Ну, конечно, так оно и есть. Девочка! Кто получил кубок?
— Какой кубок, сударыня? — спросила Нелл.
— Призовой кубок на скачках, девочка, тот, что разыгрывался на второй день.
— На второй день, сударыня?
— Да, да! На второй день! — нетерпеливо повторила дородная леди. — Тебя вежливо спрашивают, а ты не можешь ответить, кто выиграл кубок!
— Я не знаю, сударыня.
— Не знаешь? — удивилась хозяйка фургона. — Ты же была там! Я сама тебя видела!
Услышав это, Нелл заподозрила дородную леди в тесных сношениях с фирмой «Коротыш и Кодлин» и перепугалась, но то, что последовало дальше, успокоило ее.
— Да, видела, и еще пожалела тебя — зачем ты водишься с Панчем, — продолжала дородная леди, — с этим низкопробным площадным шутом, на которого и смотреть-то совестно.
— Я попала туда случайно, — ответила девочка. — Мы не знали дороги, а эти кукольники были так добры, что взяли нас с собой. Вы… вы с ними знакомы, сударыня?
— Я? — пронзительно взвизгнула хозяйка фургона. — Знакома с ними! Впрочем, что с тебя спрашивать, ты еще совсем дитя и не разбираешься в таких вопросах. Посмотри на меня, девочка! Разве мне пристало знаться с Панчем? Посмотри на мой фургон! Разве ему пристало знаться с Панчем?
— Нет, нет, сударыня! — воскликнула девочка, догадавшись, что она совершила ужасную ошибку. — Простите меня, пожалуйста!
Прощение было дано немедленно, хотя леди все еще не могла прийти в себя, так ее взволновало столь унизительное предположение. Девочка пояснила, что они ушли со скачек в первый же день и теперь держат путь в ближайший город, где собираются переночевать, и так как физиономия дородной леди стала мало-помалу проясняться, она решилась спросить, далеко ли им еще идти. Ответ последовал лишь после того, как дородная леди обстоятельно рассказала, что она приехала на скачки в линейке и провела там один день исключительно ради собственного удовольствия, не связывая себя делами и соображениями выгоды, — и ответ был таков: до города осталось восемь миль.
Услышав это печальное известие, девочка огорчилась и еле сдерживая слезы, посмотрела на овеянную сумерками дорогу. Старик не проронил ни слова жалобы, только тяжело вздохнул, оперся на палку и устремил взгляд вдаль, тщетно пытаясь разглядеть ее за серой завесой пыли.
Тем временем хозяйка фургона принялась составлять на поднос все свои чайные принадлежности, но, увидев, как девочка приуныла, она остановилась и задумалась. Нелл сделала ей реверанс, поблагодарила за полученные сведения, протянула руку деду и уже успела отойти с ним шагов на двадцать, как вдруг хозяйка фургона окликнула ее.
— Ближе подойди, еще ближе! — сказала она, знаком приглашая Нелл подняться на ступеньки. — Ты хочешь есть, девочка?
— Нет, не очень, но мы устали… и нам еще так далеко идти.