Лавка дурных снов

Моя идея заключалась в том, чтобы распечатать дюжину экземпляров, развесить их повсюду – включая туалеты и оба лифта, – а потом сказать прости-прощай редакции «Неонового круга» и Королеве леденцов от кашля. Наверное, я бы так и сделал, если бы не перечитал написанное и не обнаружил: не смешно. Совсем не смешно. Творение ребенка, бьющегося в истерике. Мысль эта подвела меня к вопросу: а может, все остальные мои некрологи тоже были несмешными и глупыми?

Впервые (не хотите – не верьте, но клянусь, это правда) до меня дошло, что Бугор Девоу был реальным человеком и где-то могли плакать люди, потому что он ушел. То же самое, вероятно, относилось и к Джеку Бриггсу… и к Фрэнку Форду (я окрестил его известным лапальщиком из «Вечернего шоу»)… и к Тревору Уиллсу, звезде реалити-шоу, который покончил с собой после того, как его сфотографировали в постели с шурином. Этот фотоснимок «Круг» радостно разместил в Сети, добавив черную полоску, прикрывавшую причинное место шурина. (Детородный орган Уиллса в кадр не попал, и вы, полагаю, догадались, где он находился в тот момент.)

Понял я и то, что растрачиваю лучшие годы жизни на дурное дело. Постыдное. Это слово ни при каких обстоятельствах не пришло бы в голову Джероме Уайтфилд.

Вместо того чтобы распечатать файл, я закрыл его, сбросил в корзину, захлопнул ноутбук. Подумал о том, чтобы вернуться в кабинет Джеромы и сказать ей, что покончил с занятием, ничем не отличавшимся от размазывания говна по стене, но мой внутренний голос – всем известный коп-регулировщик – предложил подождать. Все хорошенько обдумать и обрести полную уверенность.

Двадцать четыре часа, объявил коп-регулировщик. Днем сходи в кино. Отложи решение до завтра. Если к утру ничего не изменится, ступай с Богом, сын мой.

– Так скоро? – спросила Кэти, оторвавшись от своего ноутбука, и впервые со дня моего появления в «Неоновом круге» взгляд широко раскрытых серых глаз не пригвоздил меня к месту. Я просто махнул ей рукой и вышел.

Я сидел на дневном показе «Доктора Стрейнджлава» в «Фильм-форуме», когда завибрировал мой мобильник. Поскольку кинозал размером в гостиную пустовал, если не считать меня, двух задремавших пьяниц и парочки подростков, которые издавали сосущие звуки в последнем ряду, я рискнул взглянуть на экран и увидел, что пришла СМС от Кэти: «Оторвись от того, чем занимаешься, и позвони мне НЕМЕДЛЕННО!»

Я вышел в фойе без особого сожаления (хотя мне всегда нравилось смотреть, как Слим Пикенс, оседлав бомбу, летит к земле) и позвонил Кэти. Без преувеличения могу сказать, что первые два ее слова изменили мою жизнь.

– Джерома умерла.

– Что? – Я почти кричал.

Продававшая попкорн девушка вздрогнула и посмотрела на меня поверх журнала.

– Умерла, Майкл. Умерла! Подавилась этими чертовыми эвкалиптовыми леденцами, которые всегда сосала.

Умерла в десять сорок утра, написал я. Захлебнулась собственной желчью.

Конечно, всего лишь совпадение, но крайне зловещее. Бог превратил Джерому Уайтфилд из могу сделать в ужо сделано.

– Майк? Ты здесь?

– Да.

– Заместителя у нее не было. Ты это знаешь, да?

– Да, да. – Теперь я думал о том, как она предложила мне леденец, а своим щелкнула по зубам.

– Поэтому я взяла инициативу на себя и обзвонила всех, назначив общее совещание на завтра. В десять утра. Кто-то должен был это сделать. Ты придешь?

– Не знаю. Может, и нет. – Я уже направлялся к выходу на Хьюстон-стрит, но вспомнил, что оставил портфель в зале, и пошел обратно за ним. Свободной рукой я дергал себя за волосы. Продавщица попкорна смотрела на меня с нескрываемым подозрением. – Этим утром я практически решил, что уволюсь.

– Знаю. Прочла на твоем лице, когда ты уходил.

Мысль о Кэти, всматривающейся в мое лицо, при других обстоятельствах лишила бы меня дара речи, но не сейчас.

– Это случилось в редакции?

– Да. После двух часов. Нас было четверо, никто особо не работал, трепались, делились всякими историями и слухами. Сам знаешь, о чем я.

Я знал. Ради этой болтовни я и ездил в редакцию, вместо того чтобы работать дома, в Бруклине. Ну и ради возможности полюбоваться Кэти.

– Дверь в кабинет была закрыта, но жалюзи были подняты. – Обычное дело. Джероме нравилось наблюдать за своими подданными. Жалюзи она опускала, только если беседовала с – по ее мнению – важной особой. – Я ни о чем не подозревала, пока Мизинчик не сказал: «Что это с боссом? Дергается словно под “Gangnam Style”». Я посмотрела, и она дергалась взад-вперед на офисном кресле, схватившись за шею. Потом свалилась с кресла, и я видела только ее ноги, выбивавшие дробь на полу. Роберта спросила, что нам делать. Я ей даже не ответила.