Лавка колониальных товаров (СИ)

— Вот здесь был Агафонов двор, — кивнул направо Бобров. — Вот здесь агора. Атам дальше — Никитосова лавка.

— Здесь нет никого, — почти простонала Златка. — Здесь только камни. А ведь я всего несколько дней назад видела их живыми.

Бобров молчал. Он корил себя за то, что позволил Златке себя уговорить, догадываясь о том, что она может не выдержать свидания с прошлым, которое для нее настоящее.

— Пойдем, милая, — наконец сказал он. — Не надо было тебе это видеть.

— Сашенька, — Златка подняла к нему мокрое лицо. — Они все мертвы. И я тоже. Понимаешь, все.

— Две с половиной тысячи лет, — осторожно произнес Бобров. — Но я могу сделать так, что ты будешь жить здесь, сейчас, а не тогда.

— Я не смогу здесь, — печально ответила девушка. — Я здесь одна. Даже с тобой. Здесь все не мое. Послушай, — она попыталась улыбнуться. — Ты же почти всемогущ. Ты можешь сделать так, чтобы у нас появились все эти твои чудеса? Это было бы лучшим подарком. Хотя я тебя и так люблю больше жизни, — добавила она серьезно.

Златка остаток дня и весь вечер просидела в углу дивана, сжавшись в комочек. В комнате из всего работал только вентилятор. Бобров уже позвонил Юрке и выяснил, что Вован приезжает завтра, а уже послезавтра они идут через портал. Он сказал об этом Златке, вызвав ее слабую улыбку. Она так и заснула в его объятиях, слабо улыбаясь.

На следующий день, желая хоть немного развеять подругу, Бобров повез ее в Ялту. Он очень надеялся, что праздничный шум набережной, веселый гвалт Массандровского пляжа отвлекут Златку от печальных мыслей. Так, собственно, и случилось. Только полные мизантропы и анахореты смогли бы устоять на этом празднике жизни.

Под занавес, ближе к вечеру, Бобров повел девушку, уже изрядно уставшую, в самый роскошный из местных ресторанов. Кухня ее не впечатлила, гул голосов и звяканье посуды утомлял, зато ненавязчивая музыка и топчущиеся на танцполе пары очень понравились. Она даже шепнула Боброву:

— А ты можешь такое сделать у нас?

Бобров деланно округлил глаза и задал встречный вопрос:

— Аты можешь представить наших архонтов в хламидах и гиматиях, танцующих «медляк» с гетерами?

Златка едва не поперхнулась вином. Пришлось стучать ее по спине, срочно рассчитываться и выводить девушку на воздух, где она, продышавшись, смеялась еще минут пять.

На обратном пути уставшая Златка заснула и проспала до самого дома, проснувшись только, когда Бобров остановил машину у подъезда.

Утренние сборы превратились в суматошную срочную эвакуацию. Пока девушка металась по квартире, сдергивая с плечиков и веревок свои вещи и расталкивая их по пластиковым мешкам, Бобров на кухне корпел над списком крайне необходимых вещей, в который входили утюг, видеоплеер, телевизор, вентилятор и многое другое, без чего, по Златкиному мнению, дальше жить было просто невозможно. Список он намеревался передать Смелкову при расставании, чтобы не отвечать на вопросы, которые у того непременно должны были появиться.

Наконец внизу продудел «Москвич» и Бобров, таща две набитые сумки, вслед за радостно возбужденной Златкой спустился к подъезду.

С моря шла волна и ял ощутимо покачивало. Юрка помог перекидать за борт запаянные пакеты, хлопнул Боброва по плечу, сказав:

— Я у вас буду через недельку, с Никитосом надо переговорить.

Бобров кивнул, взял Златку за руку и они вывалились за борт. Юрка тут же дал ход и пошел через бухту, а Бобров, проследив, чтобы Златка глубоко вдохнула, увлек ее за собой в портал.

На той стороне ветра не было и в помине. Бобров подсадил девушку на низкий деревянный настил пристани, а сам опять нырнул, чтобы собрать мешки. Златка ему активно помогала, но потом, когда все мешки уже были в наличии, вдруг рванула вверх по лестнице, и закричала уже с обрыва радостно и освобожденно:

— Сашенька! Все на месте! И город и люди

Эпилог

— Эпикурейцы, мать вашу! — с чувством сказал Бобров, садясь на ложе.

Пирушка была в самом разгаре. Вокруг невысокого квадратного стола, размещенного в центре столовой, как называл помещение Бобров, а кое-кто еще по старой памяти триклинием, с трогательной симметрией размещались четыре обеденных ложа. На ложах согласно объявленной распорядителем Серегой диспозиции возлежали слева направо, первым напротив двери как человек непостоянный — Юрик-купец, вторым — Вован-капитан, а на самом деле начальник судоходной компании, третьим напротив Смелкова — сам Бобров, шеф и босс всего этого, и, наконец, четвертым Серега-мальчик за все остальное.