Лавкрафт: Биография

Здесь Лавкрафт предвосхищает теорию Тоффлера о «шоке будущего». Как и обычно, лавкрафтовское «мы» — это просто сам Г. Ф. Лавкрафт. Многие одобряют перемены независимо от «интереса к жизни» или «неизменного окружения и преемственности в обычаях и нравах». Другие предпочитают сочетание стабильности и перемен. Если классифицировать людей согласно их любви или нелюбви к переменам, Лавкрафт окажется в этой шкале на конце «нелюбви», в то время как чудаки, требующие постоянных перемен ради самих же перемен, выстроятся на ее противоположном конце.

По отношению к своему сочинительству Лавкрафт чувствовал вину даже еще больше. Он стыдился большинства из того, что написал на третьем десятке. Он хотел бы писать реалистичную прозу ради денег, но не мог. Рассказы с действием были популярны, но не были настоящим искусством, поэтому и журналы вроде «Аргоси» никогда не смогли бы «стать рынком для меня». Он считал себя слишком старым, чтобы стать таким же разносторонним, как Дерлет. В действительности же Лавкрафт мог писать превосходные приключенческие повести с действием, но он убедил себя, что все подобные произведения суть «дешевый и низкопробный хлам» и что единственная литература, относящаяся к какому-либо настоящему «искусству», зависит от атмосферы.

Он все еще проповедовал лишенный юмора, «искусство-ради-искусства» взгляд на литературу: «помнить о читателе — совершенно фатально» для истинного искусства. «Искусство требует, чтобы автор писал о том, что находится в его душе, не больше и не меньше». И: «…все эксцентричное по существу безвкусно, притворно и крайне противоположно подлинно сверхъестественному».

Дерлет посоветовал Дж. Вернону Ши, молодому корреспонденту, приобрести сексуальный опыт, чтобы оживить свое сочинительство. Лавкрафт же уверял Ши, что, напротив, для писательства подобный опыт не требуется. «В самом деле, я не вижу какой-либо разницы между работами, что я написал до свадьбы, и теми, что написал за супружеский период…» Возможно, это говорит больше о браке Лавкрафта, нежели о ремесле литератора.

Однако Лавкрафт тщательно различал свое отношение к сексу в жизни и в литературе: «Я отношусь с отвращением ко всем сексуальным ненормальностям в самой жизни»[525], но его отнюдь не возмущало их реалистичное изображение в искусстве. Это действительно было переменой с тех дней, когда он критиковал Кука за публикацию того рассказа о натурщице.

Лавкрафт интересовался акцентами и диалектами. Он годами обсуждал их региональные разновидности в письмах мисс Толдридж и Ши. Но его знания оставались поверхностными. Очевидно, он никогда не читал доступных тогда хороших книг по фонетике английского языка — таких как Джона С. Кеньона и Джорджа Ф. Крэппа. Так, он неверно называл общепринятое американское конечное и предконсонантное «г» (как в слове «farmer») «вибрирующим „г“». Он выражал распространенную ошибку, что ораторы с пролетарским Нью-йоркским диалектом переставляют звуки «ег» и «oi», произнося «Ernest Boyd» («Эрнст Бойд») как «Oinest Bird» («Ойнст Берд»)[526]. (В действительности они имели склонность использовать в обоих словах единый промежуточный звук, между «oi» и «еr».)

В 1925 году Райт отверг рассказ Лавкрафта «В склепе» как слишком страшный. Летом 1931 года Дерлет убедил Лавкрафта позволить ему перепечатать этот рассказ, рукопись которого совсем истрепалась. Лавкрафт, поблагодарив Дерлета, заметил, что, поскольку от рассказа отказались уже три редактора, «я сомневаюсь, что будет много проку от того, чтобы снова послать его Райту, — ненавижу опошление, заключающееся в постоянной мелочной торговле»[527]. Дерлет, однако, все равно отослал «В склепе» Райту. В октябре тот купил его за пятьдесят пять долларов.

Продажа ободрила Лавкрафта на написание нового рассказа. В качестве эксперимента он начал его в стиле, совершенно отличном от своего обычного.

Он начинал три раза, но каждый раз увязал в трудностях. В ноябре он забросил эксперименты и написал рассказ в своем обычном стиле. Он был назван «Тень над Иннсмутом», и его объем достиг двадцати шести тысяч слов. Сочетающий элементы нескольких предыдущих работ, он не является лучшим лавкрафтовским произведением, но все же — несмотря на промах Лавкрафта с размещением кульминации в его середине — это достойный и возбуждающий рассказ, основной в Мифе Ктулху.

Рассказчик — студент колледжа, который, совершенно в лавкрафтовском духе, отмечает «свое совершеннолетие поездкой по Новой Англии — осмотром достопримечательностей и старины, а также генеалогическими исследованиями, — запланировав добраться прямо из древнего Ньюберипорта до Аркхэма, откуда произошла семья моей матери. У меня не было автомобиля, и я путешествовал поездом, трамваем и автобусом, всегда выбирая самый дешевый из возможных маршрутов»[528].