Лавкрафт: Живой Ктулху

Капитан и его команда направляются к указанному на карте месту к востоку от Австралии. Ныряльщик достает еще одну бутылку, на этот раз железную. В ней другая записка: «Дорогой Искатель, извините за грубую шутку, которую я сыграл с вами, но она послужила вам уроком…» Капитан Джонс – понятное дело, раздосадованный – восклицает: «Башку бы ему снес!»

Отнюдь не произведение искусства, рассказ демонстрирует одним лишь своим существованием, что юный автор уже принялся за изучение ремесла рассказчика. Другой ранней попыткой был рассказ – не сохранившийся – «Благородный соглядатай», о «мальчике, подслушавшем в пещере ужасное тайное совещание подземных существ»[60].

Пускай Лавкрафт и был странным ребенком, его мать выказывала признаки, что становится даже страннее его. В сущности, она ясно показала, что своими причудами Лавкрафт обязан главным образом ей. Она пришла к мысли, что при всей своей одаренности ее мальчик ужасен. Она даже говорила соседям, что он «был таким омерзительным, что ото всех прятался и не любил гулять по улицам, где люди таращились на него… потому что он не выносил, когда люди смотрели на его ужасное лицо»[61].

В действительности же юный Лавкрафт выглядел совершенно нормально. Когда он возмужал, торчащий нос и длинный подбородок его матери проявились в нем в гораздо большей степени. Несмотря на вытянутое лицо, в своей худобе он был довольно привлекателен.

Ребенок, однако, знал, что думает о нем мать, и это, несомненно, сказалось на укоренении его ночного образа жизни, а также способствовало развитию робости и стеснительности перед женщинами. Еще до того, как Соня стала его невестой, он спросил ее: «Как женщинам может нравиться такое лицо, как у меня?»

Много позже он писал: «Никто из моих предков не выглядел так отвратительно, как я… Лицом я просто пародия или карикатура на своих мать и дядю».

Согласно Лавкрафту, в детстве он страдал от хореи (пляски святого Витта), проявлявшейся в неконтролируемых лицевых тиках и гримасах. Как это обычно и происходит с малой хореей, нервное расстройство со временем прошло, но, возможно, оно и вызвало навязчивую идею Сюзи[62]. К тому же сейчас малая хорея считается проявлением ревматизма, зачастую носящего периодический характер. Следовательно, весьма вероятно, что у Лавкрафта было одно или более обострений ревматизма.

Сьюзен не пренебрегала культурным развитием своего сына. В первый раз она сводила его на спектакль в шесть лет. Ему купили игрушечный театр, для которого он сам сделал картонные декорации и персонажей и писал карандашом программки вроде этой, начинающейся:

ТЕАТР «ДРУРИ-ЛЕЙН»

Ноябрь 1779

Труппа представляет Комедию мистера Шеридана

под названием

КРИТИК,

или РЕПЕТИЦИЯ ОДНОЙ ТРАГЕДИИ.

В рождественские каникулы 1897 года, когда Лавкрафту было всего семь, он побывал на субботнем дневном представлении – «Цимбелин» Шекспира в постановке Провиденсского оперного театра. Придя в восторг, он тут же добавил в свой репертуар шекспировские пьесы. Он читал стихи и передвигал игрушечные фигурки по миниатюрной сцене.

Сюзи водила своего сына и на концерты симфонической музыки. Когда оказалось, что он проявляет интерес к музыке, она наняла учителя скрипки, миссис Уилхейм Нок. Поначалу результаты были многообещающими: ученик обладал превосходными чувством такта и слухом. В течение двух лет, с 1897–го по 1899–й, он послушно пиликал на детской скрипке и преуспел в этом вполне достаточно, чтобы сыграть сольную партию Моцарта перед аудиторией друзей и соседей.

Никогда с легкостью не подчинявшийся утомительным дисциплинам, Лавкрафт все больше и больше ненавидел нудное обучение игре на скрипке. Несмотря на увлечение классицизмом, он оставался равнодушным к Баху, Бетховену и Брамсу. Единственной музыкой, которую он действительно любил, были тогдашние популярные мелодии, такие как «В тени старой яблони», «Милая Аделина» и «Беделия», или музыка из оперетт, например, Гилберта и Салливана.

Когда в возрасте девяти лет у Лавкрафта проявилось нервное расстройство, из-за чего его пришлось забрать из школы, домашний врач порекомендовал приостановить уроки музыки. Лавкрафт никогда больше не играл на скрипке. Классическая музыка, за малым исключением вроде «Полета валькирий» Вагнера и «Пляски смерти» Сен-Санса, которые нравились ему за вызываемые ими ассоциации, так и осталась для него «белым пятном». Иногда он жалел, что не может ценить подобную музыку. Его безразличие к ней тем удивительней, что он был одержим восемнадцатым столетием, в котором из всех видов искусства именно в музыке были совершены самые выдающиеся достижения.

Мальчика также водили на пьесы Уайльда и Пинеро. Лавкрафт не бывал в цирке, потому как семья считала, что его нервы не выдержат толпы, вони и громкого шума[63]. Через несколько лет заболевание носовых пазух притупило его повышенную чувствительность к запахам, и он понемногу преодолел свой страх перед громкими звуками. Но он никогда не избавился от боязни толпы.