Лавочка закрывается

Интересно, умеют теперь так крепко дружить? Лю был голоден до жизни, всегда голоден, ужасно честолюбив и всегда был как бы иностранцем в окружающем его мире, частью которого хотел быть, всегда хотел быть в этом мире и частью его. Он тоже мог бы поступить в колледж и учиться ничуть не хуже, чем любой другой, потому что все быстро усваивал, но он не хотел терять время. Его мать тоже меня любила — они все меня любили, — потому что я единственная заворачивала подарки для нее в оберточную бумагу и обвязывала лентой. Я много времени проводила, сидя с ней рядом, хотя мы и не могли толком разговаривать друг с другом. Идиш я плохо понимала, а она говорила почти только на нем, а вскоре у нее обнаружилось то, что доктора назвали затвердением стенок артерий головного мозга, а на самом деле это, вероятно, была болезнь Алцхеймера, и ее вообще почти все перестали понимать. Сегодня, кажется, у нас у всех болезнь Алцхеймера, если только мы прежде не умираем от рака. Возьмите Гленду, возьмите Лю.

— И моего отца тоже, — сказал Сэм. — И не забудь про инфаркты.

— Я не забываю. Моя мать умерла от инфаркта.

— И моя в конце концов тоже, — сказал Сэм.

Но я все равно сидела с матерью Лю. Моя хитрость была в том, чтобы на все отвечать «да». Время от времени требовалось и «нет», и по сокрушенному потряхиванию головы и какому-то бормотанию я догадывалась, что сказала не то, и когда моя тактика не срабатывала и понимания не возникало, я улыбалась и говорила: «Может быть».

Лю быстро все схватывал, и когда он вышел на ту крупную нефтяную компанию с предложением по установке счетчиков на мазутных обогревателях, он понял, что есть люди, с которыми ему никогда ни о чем не договориться, и места, куда он не сможет ходить, и у нас хватило ума оставаться в наших границах. Он никогда в жизни и не пытался вступить в гольф-клуб для янки, даже когда у него было там немало друзей, которые, вероятно, помогли бы ему в этом. Он получал большее удовольствие, приглашая их к нам. Мы оба быстро все схватывали, и когда у нас появились деньги на вторую машину, мы купили вторую машину. А когда в моду вошли иностранные машины, которые были лучше наших, мы купили и две иностранные.

Лю никогда не носил вещей из синтетических материалов, никогда в жизни, никаких заменителей. Хлопчатобумажные рубашки, сшитые на заказ, если только этот хлопок не был египетским. Когда, после всех этих войн с Израилем, Лю слышал про Египет, у него тоже начинал ходить желвак на лице. И сшитые на заказ костюмы в ателье, называвшемся «Силлс», когда еще никто не знал, что Джону Кеннеди там тоже шьют костюмы. И самое главное — маникюр, маникюр! Он никогда не уставал делать себе маникюр. Я точно знаю: это из-за грязи на старьевщицком складе, а потом в лагере для военнопленных. В конце, когда он уже и телевизор смотреть не мог, мы так и проводили время за маникюром. Я и педикюр ему делала, а он лежал на спине и улыбался. Мы много этим занимались после свадьбы; это было нашей тайной. Я просила сестер в больнице следить за его ногтями, если они хотят его отвлечь, и они это делали, даже штатные сестры.

— Знаешь, он умер, смеясь, — сказала я Сэму.

— Правда?

— Да. По крайней мере, так мне передали. — Я сказала это специально, и Сэмми подскочил от удивления. — Он умер, смеясь над тобой.

— Из-за чего?

— Из-за твоего письма, — сказала я и тихонько рассмеялась. — Я рада, что ты послал нам это длинное письмо о своем путешествии.

— Ты ведь меня просила.

Я рада, что просила его об этом. Когда это письмо пришло, я читала его Лю по частям, и мы много смеялись. Он взял его с собой в больницу, когда понял, что едет туда в последний раз, и читал его вслух сестрам. А по ночам он мог просить дежурную сестру почитать вслух ему. Сестры там были в восторге от него, могу поклясться, не то что эти капризные, надутые сестры здесь, в Нью-Йорке. Он всегда их расспрашивал про жизнь и говорил им комплименты, замужним с детьми и пожилым тоже. Он знал, как им поднять настроение и сказать то, что нужно, когда у них возникали трудности. «Мэри, скажи своему мужу, чтобы он держал ухо востро, потому что как только мне станет немного получше, ты будешь приходить ко мне на свидания после работы и в свои выходные, а ему пора самому учиться готовить обеды. И завтраки тоже, потому что иногда по утрам тебя с ним не будет». «Агнес, вот что мы с тобой сделаем. Завтра я выписываюсь. Ты заедешь за мной на своей „хонде“ в пять, и мы поедем выпить и пообедать в „Мотель“ на горе. Возьми с собой на всякий случай все, что может понадобиться, если захочешь остаться на всю ночь». «Агнес, не смейтесь, — добавляла я, потому что сидела тут же, рядом. — Он это вполне серьезно. Я видела его в деле и раньше, и он всегда получает то, что хочет. Именно так я и стала его женой». А путешествие и вправду было очень милым, то путешествие, планами на которое Сэм делился с нами в своем письме.

— Новая Зеландия, Австралия, Сингапур… — похвалила я его. — И еще вдобавок Гавайи, Фиджи, Бали и Таити? Ты все это серьезно?