Лавр Корнилов

Завтрак, как правило, длился не более получаса. За стол Корнилов обычно садился один, редко с кем-то из самых близких сотрудников. Зато на обед (в нашем понимании, скорее, ужин) всегда кто-то приглашался. Это могли быть высокопоставленные визитеры из Петрограда, генералы, приехавшие в Ставку с фронта, иностранные военные агенты. Перед едой Корнилов мог выпить рюмку водки, но не больше. О делах за обедом не говорили, беседы шли на отвлеченные темы. «Интересно и увлекательно он рассказывал сцены и картины нравов из персидской истории, — отмечал Хан Хаджиев, — вспоминал произведения персидских поэтов, часто декламируя большие отрывки на прекрасном персидском языке, переводя их после слушателям. Меткость, изящество, богатство и острота цитат очень нравились присутствующим…»^{279} Корнилов очень любил рассказывать о своей службе в Туркестане, часто повторяясь, так что его знакомые могли выучить эти истории наизусть. Впрочем, он был готов внимательно выслушать и собеседника. Правда, острословов в своем окружении Корнилов не любил. Не то чтобы он не понимал шуток, просто не привык смеяться. Когда это все же случалось, из горла у него вместо смеха вырывались какие-то лающие звуки и на лице потом несколько мгновений сохранялось удивленное выражение, как будто бы он сам не мог поверить, что способен на такое.

Вечера и редкие свободные часы главковерх проводил с семьей. Жена Корнилова Таисия Владимировна и младший сын генерала Юрий (Георгий) жили здесь же в губернаторском доме, но в городе показывались очень редко. В десятых числах августа в Могилев приехала из Петрограда старшая дочь Корнилова Наталья. Она планировала задержаться всего на несколько дней, но последующие события заставили ее остаться с отцом.

Корнилов, что называется, с младых ногтей надел военную форму и когда позже ему приходилось ходить в гражданском, выглядел он в этой одежде довольно нелепо. В Ставке он носил обычный генеральский мундир — китель с погонами зигзагом, темно-синие брюки с широкими генеральскими лампасами, на шее — орден Святого Георгия III степени, на груди слева орден Святого Георгия IV степени. По Статуту георгиевские награды кавалер их должен был носить постоянно. Другие награды, в том числе российские ордена Святого Владимира, Святой Анны, Святого Станислава, французский орден Почетного легиона, английский орден Святых Михаила и Георгия и другие, надевал крайне редко. Не любил он и украшения иного рода. Из таковых он носил только обручальное кольцо и серебряный перстень с китайскими иероглифами. Перстень этот служил Корнилову печатью для личной корреспонденции.

С Корниловым в Могилев приехали и его адъютанты — капитан А.П. Корнилов и поручик В.И. Долинский. Они были с ним начиная с марта: в штабе Петроградского округа, в 8-й армии и на Юго-Западном фронте. Позже к ним присоединился поручик Текинского полка Резак-Бек Хаджиев. Корнилов называл его «Хан» и позднее, в память о погибшем командире, Хаджиев присоединил это слово к своей фамилии. Адъютанты дежурили по очереди. Их обязанностью было докладывать о являющихся на прием, следить за бумагами и выполнять личные поручения главковерха.

Адъютантская часть находилась в ведении генерала для поручений. Эту должность при Корнилове со второй половины июля занимал полковник В.В. Голицын. С Корниловым он познакомился еще в марте, когда был назначен командовать 3-й гвардейской пехотной бригадой, находившейся в Петрограде. После ухода Корнилова с должности главнокомандующего столичным военным округом Голицын последовал за ним. Хотя ему предстояло производство в генерал-майоры, он предпочел выхлопотать увольнение от службы по состоянию здоровья, для того чтобы иметь возможность быть рядом с Корниловым^{280}. Современники приписывали Голицыну сильное влияние на Корнилова. Он действительно часто бывал за завтраком у главковерха, водил какую-то дружбу с Завойко, но обычно все же предпочитал оставаться в тени.

Похоже, что Голицын восполнял для Корнилова нехватку общения. Корнилов по своему характеру был замкнутым и плохо сходился с новыми людьми. Однако перед человеком, доказавшим, как Голицын, свою преданность ему, он мог неожиданно раскрыться. Подобную же роль при Корнилове играл и Завойко. С назначением на должность главковерха, Корнилов, выполняя требования Савинкова, отослал Завойко. Но в середине августа тот вновь появился в Ставке и сразу же занял прежнее положение. Завойко поселился в губернаторском доме и общался с Корниловым почти ежедневно.