Лавра

Перед моими усталыми глазами все двигалось и развивалось незаметно. Не было коротких взглядов, которыми владыка Николай должен был бы руководить и направлять. Казалось, он не давал никаких распоряжений. Все, служащие рядом с ним, знали свое место и свои роли. В нужный миг поднимались благословляющие свечи, в нужный миг склонялись к его руке почтительные губы. Собранность взгляда, так поразившая меня сразу - при самом его появлении, не покидала владыку. Казалось, он смотрел выше наших голов, но мне не могло бы прийти и в голову, что он смотрит мимо предстоявших. Узкие глаза, казавшиеся еще Нже из-за полных широковатых щек, смотрели пристально. Борода, тронутая проседью, делала его старше своих лет. Никто, увидевши его впервые, не назвал бы его тридцатилетним. Что-то врожденное было в этом лице, то, что заставило мой измученный бессонницей мозг вспомнить слово - иерархия.

К четырем часам ночи служба начала спадать. Тише пели хоры, медленнее ступало духовенство. Я чувствовала себя обессиленной. Мое тело отказывалось служить мне. К пяти часам утра все наконец завершилось. Женщина в цветной шали, та самая, которая пыталась ободрить меня, снова обернулась и, найдя меня глазами, подошла вплотную: "Теперь все идут в трапезную", - она вознамерилась доиграть свою роль до конца. Муж подошел неприметно и теперь стоял рядом с нами. "Христос воскресе, матушка!" - он расцеловался с нею троекратно. Все потянулись друг к другу с поцелуями. "Нам тоже надо туда?" - я спросила тихо, неопределенно кивнув куда-то в сторону. "Да, обязательно, это недолго, иначе владыка обидится". Я видела, ему очень хочется пойти. Судя по основательно поредевшей толпе - люди стояли полупрозрачным строем, и взгляд легко обходил отдельные фигуры, добегая до края, - здесь оставались самые стойкие. Муж сказал: "Все идут в трапезную", значит, все оставшиеся - приглашенные. Я уже приготовилась выйти за мужем, но замерла: Митины глаза встретились с моими, и, словно пойманная с поличным, я едва не вскрикнула. Его лицо было бледным от усталости. Слабый, потухающий взгляд бессильно скользнул по мне, не упираясь. В этот миг я не знала, чему удивляться больше: его присутствию среди приглашенных или тому, что он достоял. Мысль о том, что он готовится пойти в трапезную, неприятно поразила меня. Среди розовых лиц, объединенных общей, явленной радостью, он был и оставался чужим. Ненавистник, сегодня он не должен стоять и радоваться со всеми. Я встрепенулась, сказать мужу, но Митины пальцы потянулись к губам тихим, просящим жестом. Навстречу мне его губы шевельнулись беззвучно: я не расслышала слов, словно снова он говорил со мной в позорном и незабываемом сне. Влажная сонная волна поднялась, отдаваясь короткой болью. Боль, похожая на жалость, опустила мои ресницы, а когда она схлынула, бледное лицо исчезло: Митя отступил за колонну. Судя по всему, муж не заметил. Вслед за ним я вышла из храма. Смолчав, я больше не думала о Мите. Мысль о том, что сейчас я снова увижу владыку Николая, как-то по- особенному тронула меня.

Студенты под присмотром воспитателей разговлялись в большой столовой. Пасхальная трапеза для духовенства была накрыта в особой комнате, близкой к покоям ректора. Соединившись со своими домочадцами, священники двинулись туда. Встречая знакомых, многие то и дело останавливались и христосовались троекратно. Друг друга они величали батюшками. Молодые священники шли, подхватив под ручку своих невзрачных жен. Входя в комнату, все рассаживались, на мой взгляд, произвольно. Место во главе длинного стола оставалось пустым.

Праздничная радость снова разлилась по лицам, но здесь, в трапезной, она была другой. Эта радость, которую, про себя, я снова назвала обыденной, теперь, после знакомства с матушками, раздражала меня. Между тем батюшки откупоривали бутылки, их жены накладывали закуску, однако к еде никто не приступал. Все сидели над полными тарелками, дожидаясь. Я обратила внимание детей здесь не было. Может быть, их увезли домой, а может, повели к студентам - в общую трапезную. Шум, похожий на ветер, прошел над столами. По знаку седобородого священника, сидевшего рядом с оставленным местом, все поднялись на молитву. "Ректор со студентами, подойдет позже", - муж шепнул мне, когда сели снова. Я смотрела на свою полную тарелку. После долгой ночной службы, измучившей меня, я не могла и думать о пище.