Лавровый венок для смертника

— А ведь иногда так хочется хоть несколько дней, хоть десять минут, отведенных тебе на дорогу от камеры смертников до электрического стула, почувствовать себя свободным и всемогущим. Вот только нам с вами этого не понять. Иначе мы не мечтали бы о том, чтобы отправить Грей в казематы «Рейдер-Форта».

Удайт извлекла из холодильника коктейли, и одну чашку подала Вольфу. Однако лейтенант не решился отпить из нее, пока первой не попробовала хозяйка.

— Если уж я решила бы позаботиться о яде, — успокоила его леди Удайт, — то его хватило бы на обе чашки. Только этим я, возможно, и отличаюсь от все той же Эллин Грей.

22

По повеявшему ей в спину холодку Эллин определила, что Стив Коллин все же решился войти в душевую. Повернувшись так, чтобы не видеть ни самого мужчину, ни его отражения в мутном зеркале, девушка запрокинула голову, словно бы заранее решила отмолить тот неотмолимый грех, на который решилась, и замерла так, сложив руки на груди, напряженно подтянув живот и затаив дыхание.

«Неужели прикоснется? — усомнилась она, ясно сознавая, что так и не определилась, как поведет себя в этой ситуации. Сколько мужских рук прикасалось вот так, вот, к ее оголенному телу, сколько блуждало их по груди, по бедрам, устремлялось к „вечному таинству любви“ — как высокопарно называл эти греховные места Том Шеффилд. — Нет, этого не произойдет. Он одумается. Что-то должно воспретить ему пойти дальше полустарческого созерцания».

Это правда, она познала многих мужчин, однако давно уже не ожидала первого прикосновения с таким трепетом, страхом и… любопытством.

— Явились, чтобы сообщить мне имя моего врага? — вкрадчиво спросила Эллин. В эту минуту Грей не столько интересовала личность человека, способного ввергнуть ее в смертельную опасность, сколько хотелось удержать майора между замыслом и здравым рассудком.

— Это очень опасно, леди Грей. Эта женщина прослушивала ваши беседы. Если все это вскроется…

— Женщина? Это всегда интересно. — Она так и не оглянулась на Коллина, однако, исходя из того, что он стоял очень близко, девушка осязала эту близость всем своим телом, и струя воды достигала его, Грей представила себе майора тоже оголенным.

— Вам придется что-то предпринять.

— В чем миссис О’Ннолен очень скоро убедится.

— Мери О’Ннолен, эта болтуха, не показалась бы мне столь опасной. Вас предала леди Удайт.

При этом имени майор потянулся к талии Эллин — вот оно, молодое девичье тело: чистое, загоревшее, не подернутое ни мертвизной старения, ни складками перезрелой сытости! Но, заметив, как оно вздрогнуло, отдернул руки.

— Так это угрожала Удайт?!

— Уверен, что вскоре она явится сюда вместе со своим полицейским. Она пользуется подслушивающим устройством и знает о вас буквально все.

— А кого из полицейских она считает «своим»?

— Вряд ли кого-либо из рейдерских. Очевидно, этого каденского следователя, лейтенанта Вольфа. Не мое это дело, но, пригласив его сюда, вы поступили слишком опрометчиво.

— Еще более опрометчиво было бы оставлять его в Кадене, без присмотра. Откуда в любое время лейтенанта мог затребовать любой полицейский чин, заподозривший что-либо неладное в рейдерских событиях.

— За душой у вас много страшных преступлений, — угрюмо пробубнил майор. — И, может быть, есть высшая справедливость в том, что общество отречется от вас.

— Решившись на это, оно с удивлением узнает, что я от него отрешилась уже давным-давно.

Стив Колин помолчал, покряхтел. Тема была исчерпана, а вот как перейти к тому действию, ради которого он вошел сюда, в душевую, в которой омывается молодая женщина, — этого майор не знал.

— Тело у вас прекрасное, — решил начать с того, что казалось ему наиболее правдивым и неопровержимым. — К тому же я достаточно много сделал для вас, чтобы хоть несколько минут оно принадлежало мне.

— Уж кому-кому, а вам-то оно принадлежит, как никому другому, — загадочно как-то ответила Эллин, а затем не менее загадочно добавила: — Только поэтому впредь оно не может и никогда не должно принадлежать вам — вот в чем весь ужас, майор.

Коллину следовало бы прислушаться к ее словам, вдуматься в смысл, но он был слишком возбужден. Девичье тело пьянило его, как запах весенней сирени.

— Я сделаю для вас все, что смогу, — простонал он, забывая не только об обострившейся боли в подреберье, но и полностью забываясь. Руки легли ей на бедра и медленно поползли к талии и выше, к призывным округлостям груди. Эллин тянулась вверх вместе с этими руками, приподнимаясь на носках и словно бы стараясь уйти от них, выскользнуть, взметнуться ввысь…