Лавровый венок для смертника

— Сорок шесть, ты прав. Что из этого следует? И вообще, о чем ты?

— Только о том, что тебе всего лишь сорок шесть. Трудно понять, что заставляет тебя прозябать на этом островке?

— Приблизительно то же самое, что и всех остальных.

— Постараешься объяснить?

— Желание бросить вызов континенту, отречься от соблазнов. Презрение к суете материка. Попытка утопить в ностальгии все свои переживания, превратив их в маленькие победы островитянина. Маленькие победы, политые ядом самотерзаний. Просто так, случайно, люди на Рейдере не появляются. Как не появляются они просто так в колониях прокаженных.

— Мощное сравнение, — едва слышно проговорил Эвард, стараясь не прерывать исповедь бывшего полугения «Клуба бессмертных».

— …Всяк ступивший на остров — изгой, восставший против мира. Восставший уже хотя бы потому, что решил задержаться на больший срок, нежели тот, что отмеряется двумя прибытиями судна с материка. Может, рискнешь, Грюн?

— Каким образом?

— Не уплывешь со следующим «Странником морей».

— Но ведь он придет лишь через неделю.

Согред победно рассмеялся:

— Ты произнес это, как «через год». И на корабль смотришь с такой тоской, что я не уверен, что не окажешься на его палубе еще до рассвета.

— У меня слишком мало времени, чтобы тратить его на Рейдер. Работу над рассказом попытаюсь начать уже завтра.

— Чтобы завершить к отплытию корабля, — согласно кивнул Согред.

— К отплытию вряд ли удастся. В последнее время пишется все труднее. К тому же это должен быть рассказ, способный конкурировать с лучшими произведениями столичных писателей. Нил Джекобсон, Роберт Шервуд… — все ринутся к приманке «Западного побережья». Тебе проще: ты с этого ристалища самоубийц сумел уйти.

— Будем считать, что проще, — мрачно согласился Согред. Знал бы Эвард, что в конце каждого из четырех прожитых на острове годов он посылал на материк по два экземпляра рукописи нового романа: один — в крупнейшее издательство страны «Колумбус», другой — в журнал «Западное побережье». Чтобы ровно через два месяца получить два решительных отказа, иногда с издевательскими советами заняться чем-то более полезным, нежели сочинительство.

Рой воспринимал это мужественно. Рукописи складывал в большой сундук, подаренный моряком из Последнего Пристанища, отсидевшим срок в его тюрьме, и верил, что когда-нибудь сможет опубликовать их.

Однако знать всего этого Эварду не дано было. Для Грюна он, Согред, должен оставаться «сошедшим с дистанции» — так удобнее обоим.

— Мне проще, тебе проще… — наконец-то оторвал взгляд от гавани Эвард. — А каково Шеффилду? Умирать сейчас, почти-что на вершине, пусть и не очень яркой, но все же славы!

— Кто знает, может, на вершине умирать значительно легче, нежели у бесславного подножия?

— Не утешай себя: любая вершина сама по себе разочаровывает вопиющей обыденностью. Как ты помнишь, одно время — к счастью, очень короткое — я увлекался альпинизмом… Сладостность восхождения — в самом восхождении. Что тоже само по себе банально.

— В таком случае, не будем предаваться философствованиям. Принимай душ, приходи в себя… Я же отправлюсь в тюрьму. Дела. По дороге порассуждаю над тем, как скрасить твое пребывание на рейдере.

— Помня, однако, что мое появление на острове связано только с одним желанием: хоть несколько часов побыть в шкуре смертника. Никакие иные услады здешней жизни меня не интересуют.

— Ты сообщаешь мне совершенно невероятные вещи.

— Разве что… — спохватился Грюн. — У меня появилась идея, связанная с островом, точнее, с поселком Последнее Пристанище.

— Ты всегда слыл неисправимым идеалистом, — добродушно проворчал Согред, благоразумно избегая соблазна познать гениальность нового замысла коллеги. — Придется совратить тебя одной здешней женщиной.

— Мне сейчас не до женщин, у меня другая страсть — писательская.

— И все же уверен, что перед этой женщиной ты не устоишь.

10

Согред и не собирался возвращаться в тюрьму. Выехав за городок, он прокатился по пробитой по склону хребта объездной дороге и направил «мерседес» к улочке, уводящей в сторону Последнего Пристанища.

Он лихорадочно осмысливал ситуацию. Внезапное появление на острове Грюна Эварда вырвало его из прежнего, привычного течения жизни, словно водоворотом: с корнями и грунтом, за который они цеплялись. Эвард просит его ознакомить с бытом тюрьмы, дать возможность почувствовать себя смертником… Ему, видите ли, хочется войти в образ, чтобы создать нечто достойное! Что в этом его стремлении: предел наивности или предел наглости?

Когда, в начале их встречи, Грюн неожиданно поинтересовался, не желает ли он принять участие в конкурсе, Согреду показалось, что устами пришельца вдруг заговорила их студенческая дружба. Но вскоре стало ясно: Эвард, вкусивший в последние годы кое-какого признания, попросту хочет добить его, размазать по «беговой дорожке».

«А ведь он все верно рассчитал: писатели Крафт и Мелони умерли. Джордж Шарк слишком стар, чтобы и дальше выдерживать темп парнасских гонок. Наконец, вся эта история с Шеффилдом… Теперь, накануне его казни, самое время вырываться на финишную прямую Грюну Эварду».