Читаем Лавровый венок для смертника полностью

Запрокинув голову, Согред люто, по-волчьи, взвыл. Появившись на берегах острова-савана, Грюн бросил ему вызов. Да, он, Рой Согред, заявил, что сходит с дистанции. Но из этого еще не следует, что сходит навсегда. Он мог смириться с восхождением на вершину славы кого угодно, только не Эварда. Долгое время они шли в одной связке. И если уж суждено сорваться, то лететь в пропасть бесславия и небытия должны вдвоем, так будет справедливо.

Рой прекрасно понимал: стоит Эварду победить на конкурсе, как издатели тут же начнут вырывать у него из рук все, что только было и будет написано. Нет, если уж ему, Согреду, не повелено свыше взять в этом заезде реванш, то было бы просто грешно пропустить вперед Эварда.

Уже остановившись у двери красавицы Эллин, он вновь запрокинул голову, но так и замер, уставившись широко раскрытыми глазами в усыпанное предвечерними звездами поднебесье. «Ты все время смотрел себе под ноги, забывая, что существует небо – вот в чем ужас твоего бытия». И, вместо вытья, из гортани его вырвался приглушенный тоской и безысходностью стон.

Дверь открылась раньше, чем он успел нажать на кнопку звонка.

– Вот вы и пришли, мистер Согред, – ничуть не удивилась его появлению адвокат Грей. – Могли бы сделать это значительно раньше, – подбодрила его, отступая в глубь прихожей.

Золотистые волосы Эллин спадали ей на плечи и сплетались под слегка выпяченным подбородком, образуя некое подобие лучезарной фаты. Четко очерченные, чуть припухшие от излишней чувственности губы оставались разжатыми даже тогда, когда Эллин Грей напряженно, вдумчиво молчала – Рой заметил это еще в день их короткого знакомства.

– Можно подумать, что вы слишком заждались меня. – Что бы ни произносил Согред, он изрекал это с коварной полусадистской ухмылкой, словно бы каждой из фраз метал в лицо собеседнику нечто оскорбительное.

– Не так чтобы уж совсем… Тем не менее… И почему-то казалось, что появитесь именно сегодня. – Плечистая, широкобедрая, с небрежно вытесанной полноватой талией, Эллин мало была похожа на современную секс-модель. И все же в ее лице, в этом отчаянном декольте, во всем облике таилось нечто призывно-аристократическое, что заставляло Согреда вспоминать красоту женщин, изображенных на полотнах средневековых портретистов и ревнителей библейских сюжетов.

– Странное предчувствие. Сегодня у вас, очевидно, состоялся телефонный разговор с прокурором округа. Или же с его заместителем.

– Значит, приговоренному отказано в помиловании? – без особой тревоги поинтересовалась Эллин, давая, таким образом, понять, что провидец из него не получится.

Начальник тюрьмы не ответил, но и молчания оказалось достаточно, чтобы адвокат Шеффилда все поняла. Опустившись в кресло, но не предложив сделать то же самое гостю, она отрешенно уставилась на Согреда.

– Примите мои соболезнования, адвокат Грей.

– Прекратите паясничать, Согред. Какое еще соболезнование?! Считаете, что в эти дни я должна была находиться в столице? Увы, на президента и его окружение мои чары не распространяются. Я и так сделала все, что могла, даже не являясь его официальным адвокатом. Шеффилд слишком поздно отказался от своего предыдущего защитника, сумевшего благополучно довести его до электрического стула, и, естественно, столь же поздно доверился мне. Я не права?

– Абсолютно правы, – все с той же ухмылкой придворного наглеца заверил ее Согред и, манерно подхватив пальцами складки штанин, уселся в кресло, настолько близко стоящее к Эллин, что едва не дотягивался коленками до ее колен. – Но лишь в том, что касается ваших адвокатских возможностей. Не правы в другом – что исповедуетесь передо мной, как перед единомышленником. Неужто подозреваете в симпатиях к Шеффилду?

– Разве это не так? – сразу же оживилась Эллин. – Вы не склонны поддерживать его? Мне-то сказали, что вы давно знакомы и когда-то дружили. Я и подумала: когда гибнет писатель такого высокого, Богом данного таланта, все мы, сопереживающие его трагедии, должны становиться единомышленниками.

– Но не тогда, когда речь идет об убийце. Если бы намеревались казнить политического деятеля, осужденного за его революционные взгляды, – тогда другое дело. К тому же все, что вам говорили о моей дружбе с Шеффилдом, – чушь.

– Это совершенно меняет ситуацию. В том числе и характер наших с вами отношений, – вдруг соблазнительно потянулась к мужчине Эллин.

Она молча пронаблюдала, как рука Согреда расчленила полы ее застегивающегося спереди на пуговицы платья и поползла вверх, обдавая ногу змеиным холодом, и не возбуждая ее, а вызывая отвращение, какой-то подсознательный страх. Было мгновение, когда Эллин едва сдержалась, чтобы не подхватиться. Но вместо этого лишь плотнее сжала ноги, захватывая и пленя пальцы мужчины.

– Считаете, что способны заменить Шеффилда не только в литературе, но и в постели?

Согред был недурен собой, во всяком случае, вряд ли уступал Шеффилду или кому-либо из мужчин, с которыми Эллин время от времени состязалась на своем амазонском ложе.

– Причем постараюсь заменить его довольно успешно.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза