Читаем Лавровый венок для смертника полностью

– Благодарю, что не решались начинать казнь без меня, – молвила адвокат сухим, официальным тоном.

– Как можно?! – пробасил заместитель прокурора, тучный седовласый ирландец, акцент которого с годами становился все более выразительным и для истинного англичанина почти вызывающим. – Негодяи, которых мы, с благословения Божьего, отправляем на тот свет, даже не считали нужным для себя придерживаться хоть каких-либо норм поведения в обществе. Мы же по отношению к ним…

Садясь за скромно, по-холостяцки, накрытый стол, Эллин не столько прислушивалась к сказанному им, сколько наблюдала за тем, как он говорит. Произнося какое-либо слово, он вытягивал шею и мотал головой, будто его, слово это, с огромным трудом приходилось извлекать из душевных глубин; тройной подбородок раскачивался при этом, как потерявшее свою изначальную форму козье вымя.

– Мы не стали совершать это действо на рассвете, чтобы к восходу солнца все, в том числе и смертник, спали спокойным сном, – объяснил ей доктор Вайдер, как бы извиняясь за нарушение ритуала, что заставило Грей скептически ухмыльнуться про себя. – Уверен, что вы не будете настаивать на том, чтобы отложить казнь до рассвета.

– Какой смысл? – пожала плечами адвокат. – Приговоренный уже знает о времени, он готов… К чему растягивать мучение?

– Благоразумно, – одобрил ее позицию заместитель прокурора, поднимая свой бокал. – За тех, кому все же предстоит дожить до утра, а следовательно, приумножать грехи.

О грехах заместителя прокурора Мака О’Ннолена она уже была наслышана. Недельные запои казались самыми невинными из них. Похоже, что и сегодня он не намерен был приступить к исполнению своих нетрудных обязанностей на слишком уж трезвую голову. Тем более что коньяк был отменным. Закуски тоже хватало. Согред, как хозяин кабинета, был явно в ударе.

Когда пришло время вести «приговоренного» на казнь, Эллин неспешно поднялась и, мило улыбнувшись доктору и заместителю прокурора, наигранно пьяным голосом произнесла:

– Буду откровенна, господа. Все вы знаете о моих довольно близких отношениях с мистером Шеффилдом…

Вайдер столь же полупьяно, но уже не наигранно, кивал в такт ее словам.

– Еще бы! – развел руками О’Ннолен. – Слухи есть слухи, – хитровато взглянул на Роя Согреда, ясно давая понять, от кого исходит информация.

– Уверена, что не осудите, – простила их обоих женщина, – когда я попрошу не прерывать застолья и позволить мне провести этого талантливейшего писателя и некогда вполне законопослушного гражданина в его последний путь одной, в одиночестве. Все равно процедура казни каких-то особых демаршей со стороны обреченного не предусматривает.

– Однако же отсутствует священник.

– От священника он отказался. Таким безбожникам, как Шеффилд, исповеди ни к чему. Последнее желание он изложил письменно. В факте казни и доктор, и вы, мистер О’Ннолен, сможете затем удостовериться лично. Но уже без моего присутствия.

Заместитель прокурора брезгливо поморщился и, пьяно икнув, выплеснул в свою безмерную гортань очередную порцию коньяку.

– Это мой долг, – подтвердил врач. – «И правосудие рукой бесстрастной чашу с нашим ядом подносит к нашим же губам!»[1] – продекламировав, он высоко поднял руку, словно внушал сии слова огромной толпе. – Можете не сомневаться, адвокат, что акт о казни будет составлен, как полагается.

– Эллин права: предоставим сцену проводов в последний путь адвокату, – поддержал начальник тюрьмы просьбу Эллин. – Руководить экзекуцией будет мой заместитель, мистер Коллин.

Не дожидаясь реакции на его слова, Эллин чмокнула в щеку Вайдера, затем О’Ннолена, лениво взмахнула рукой Согреду и вышла.

25

Коллин дожидался ее, нетерпеливо прохаживаясь по коридору тюрьмы, буквально в нескольких шагах от камеры Эварда.

– Почему так долго? – раздраженно, хотя и вполголоса, спросил он. – Не знаете, что такое ждать?

– Спросим об этом у Эварда. Пардон, Шеффилда.

– Мне не до шуточек.

– Почему бы и не пошутить, – успокоительно улыбнулась Эллин, притрагиваясь к предплечью Коллина. – Тем более что все эти кретины остались не у дел.

– Думаешь, их присутствие что-либо изменило бы?

– Обойдемся без неожиданностей.

– Точно, не стоит гадать. Впрочем, мое дело открыть камеру и поинтересоваться, как дела. – Осознав всю бессмысленность подобного вопроса, Коллин неуместно хохотнул. – Все остальное берете на себя. Тем более что это ваш дружок, мисс Грей.

– Вы – единственный человек на этом острове, который не рискует попасть в список ревнивцев, мистер Коллин.

Когда они открыли дверь камеры, Эвард встретил их улыбкой. Он сидел за столом и писал. В эти минуты рассказ, наконец, «пошел», и он уже описывал, как, договорившись с начальником тюрьмы, его герой попадает в камеру смертников, чтобы затем написать рассказ и представить его на конкурс.

– Как дела, мистер Шеффилд? – заучено, как начинающий артист – «кушать подано», пробубнил Коллин.

– Мне придется арендовать этот «люкс» месяца на три.

– Не придется, – сухо отрубил заместитель начальника тюрьмы.

– Что это вы так категорично? – насторожился «заключенный».

– Официально.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза