Лазалки

Утро обжигает холодком, черным вздохом подвала, бело-голубым ветром. Бабушка марширует чуть впереди, сжимая мою руку в своей – теплой и волевой. Она умело направляет, подтягивает и рулит, готовая к тому, что, замечтавшись, я решу пройтись по луже. Побегу за голубями. Или не замечу несущихся навстречу мальчишек на велосипедах. Бабушка легонько одергивает, шепча: «Хватит витать в облаках!» От этих волшебных слов, как самолет, выполнивший экстренную посадку на незнакомом поле, тут же превращаешься в тихую и послушную девочку, на весь оставшийся день. Раздумывать и засматриваться по сторонам некогда. Искать по кромке асфальта шарик – бесполезно. Потому что дорога в прачечную – это быстрая, целеустремленная прогулка сдавать белье, аккуратно уложенное в красную сумку. И получать взамен тяжелую связку упакованных в оберточную бумагу простыней, пододеяльников и наволочек, накрахмаленных и пропитанных едва уловимой цветочной отдушкой. Со стороны это напоминает торжественный поход «в город», на люди, принаряженной бабушки с внучкой. По пути возле каждого подъезда встречаются знакомые – бывшие больные из отделения, где царит бабушка, где она работает целыми днями и часто – по ночам. При встрече надо обязательно улыбнуться. Вкрадчиво и вежливо выдавить: «Здравствуйте», а не «здрасьте». Отвечать на вопросы надо громко, не глазея по сторонам, не плавая желтым березовым листочком на поверхности лужи, глядя в глаза, радуясь и оживляясь. И ни в коем случае не стоит засматриваться на сочный клочок неба, что отражается в пыльных, замутненных окнах тесного трикотажного магазинчика. А если вдруг сделаешь что-нибудь не так: забудешь поздороваться, отвернешься в сторону, заскучаешь, не расслышишь вопроса, весь оставшийся путь в прачечную придется выслушивать бабушкины нравоучения. Потому что жизнь – очень сложная штука, и ее надо уметь прожить. И все начинается с того, что в нужный момент ты улыбаешься, как радиоприемник прибавляешь громкость, говоришь «здравствуйте». И бойко отвечаешь на вопросы. Тогда добрые люди вокруг не решат, что ты похожа на своего деда, чудаковатого старичка с палкой-клюшкой, который шаркает по городу и собирает под кустами гаечки, мотки проволоки, ключики и железяки. А непременно надо доказать добрым людям, что у нас все слаженно, добротно, ничего не завалилось набок и никто не контужен.

Поэтому мы торжественно и чинно спешим в прачечную, скрывая за Какнивчемнебывалами, что на самом деле это побег от неизвестности, заставляющей снова и снова звонить в больницу. И очень часто в подобные дни из-за угла дома нам навстречу, что-то бормоча, запинаясь и пошатываясь, возникает старик с рюкзаком. Когда он неловко пролезает в дыру забора, у него за спиной позвякивает что-то тяжелое и увесистое. Дзыньк. Дзыньк. Но бабушка не дает хорошенечко расслышать заветный звук. Она сжимает запястье и строго бормочет на ухо: «Присмотрись». Указывая глазами в направлении потрепанных, волочащихся по асфальту брюк, бабушка с глубоким вздохом заключает: «Страшно. Если ты не хочешь превратиться в такое вот, ни в коем случае не растягивай рукава шерстяной кофты». – «И чтобы футболка торчала из-под куртки – тоже нельзя, да?» – «Обязательно всегда следи, чтобы ремешки сандалий были застегнуты, гольфы подтягивай. Кровать всегда заправляй. Мотай на ус! А обрезки цветной бумаги надо собирать с пола и выбрасывать в ведро. Но самое главное, запомни, что бы ни случилось, нельзя падать духом и сдаваться». – «Сдаваться врагу?» – «Да, сдаваться врагу. Борись и не поддавайся, даже когда руки опускаются. Потому что с этого все и начинается, слышишь? Ты смиряешься, закрываешь глаза и выпускаешь». – «Перекладину? Или руль самолета?» – «Да, и самолет летит сам по себе, сбивается с курса. А потом настает момент, когда может что-нибудь случиться. Нежелательное и непоправимое. И совсем скоро станет уже поздно. Потому что страшное уже началось. Мало ли, во что тебя задумала превратить жизнь, а ты сопротивляйся, перебарывай ее».