Лазарев. И Антарктида, и Наварин

Тильзитский мир[44] перечеркнул все славные деяния эскадры Сенявина в Средиземном море.

Секретные статьи договора с Наполеоном гласили:

«Статья первая. Российские войска сдадут французским войскам землю, известную под именем Котор. Статья вторая. Семь островов поступят в полную собственность и обладание его величества императора Наполеона».

Как частенько бывало во времена правления Александра I и как верно потом заметил его внучатый племянник великий князь Николай Михайлович Романов:

«…опять русскому солдату-крестьянину пришлось своей кровью обагрить пол-Европы. Ту же ошибку отца в союзе с Австрией в борьбе с Бонапартом совершил и Александр. Никаких существенных интересов России не было затронуто, одно чувство тщеславия заставило принимать решения, выгодные австрийцам и пруссакам и вредные для русского народа. Но аустерлицкий урок не пошел впрок, и снова на полях Прейсиш-Эйлау и Фридлянда совершились безумные бои под предводительством немца из Ганновера, Беннигсена[45], кончившиеся ни в чью пользу и даже не спасшие от позора поражения под Иеной и Аустерлицем Пруссию и Гогенцоллернов. Русские воины должны были спасать от насилия Наполеона именно тех, которые впоследствии породнились с русским императорским домом и так долго и упорно вмешивались в нашу политику… Русские люди проливали свою кровь, достигая часто блестящих результатов, а перья дипломатов отнимали в один миг все то, что завоевал наш землепашец».

В начале сентября русская эскадра пришла на Корфу.

Еще до прихода Сенявина, получив распоряжение из Петербурга, Баратынский передал французам земли, с таким трудом у них завоеванные.

Иониты и далматинцы утратили все свободы и привилегии самоуправления, дарованные им Ушаковым и Сенявиным. Отныне интересы французских купцов являлись для них законом. На крепостных стенах, над ратушей развевались французские флаги. С грустью смотрели моряки на город, омытый кровью их соотечественников, а теперь «отданный по миру тем войскам, которых мы привыкли видеть пленными, а теперь властелинами, жители в унынии», — сообщал в письме другу гардемарин с «Рафаила» Всеволод Панафидин.

Французы вели себя заносчиво, высокомерно. Сенявин рекомендовал офицерам как можно реже съезжать на берег.

«Несносно хвастовство французских офицеров, — писал Панафидин, — которые составляют теперь здешний гарнизон, до того довело, что были беспрерывные дуэли и съехать на берег почти всегда влекло к какой-нибудь неприятной истории. То желание было общее — оставить Корфу».

Через две недели русская эскадра покинула уже бывшую Республику Семи островов. Ураганные осенние штормы несколько недель жестоко мотали ее в Атлантике. Командующий, сберегая людей, укрыл истрепанные до предела корабли в Лиссабоне. Здесь застало наших моряков известие о войне с Англией. В два раза превосходящие в силе англичане заблокировали Лиссабон. Спасая честь флага, корабли и людей, Сенявин сумел уговорить англичан принять корабли на сохранение до конца войны. Их экипажи возвратились на родину с транспортами.

Отряд Баратынского ушел из Котора в Венецию. Там корабли, в том числе и «Автроил», были проданы за бесценок французам, а офицеры и матросы отправились пешком в Россию.

Солнечным апрельским днем 1810 года в нарядном особняке Державина на Фонтанке поднялся необычный переполох.

Последние пять лет, выйдя в отставку, поэт жил размеренно, без прежней суеты. Зимовал в Петербурге, а лето проводил всегда в своем любимом имении Званке, близ Новгорода. До обеда занимался разборкой своих прежних сочинений, размышлял над записками о прожитом, читал письма, отвечал друзьям. Обедал иногда у приятелей, но чаще приглашал к себе.

Сегодня ожидались к обеду старинные друзья: поэт Иван Дмитриев и директор Российско-Американской компании Михаил Булдаков, свояк Резанова.

В полдень неожиданно в доме Державина появились три брата Лазаревы. Прошло больше года, как прибыл из Англии средний Лазарев — Михаил. Зимой часто он навещал Державина, последний раз гостил на масленицу.

— Помилуй Бог! — взволновался Державин, обнимая братьев. — Андрея и Алешу, почитай, годков пять не видывал? Да вы в чинах все нынче. Кто же главный?

Андрей смутился:

— Две недели тому назад указ государя состоялся, Гаврила Романович. Пожалован я в лейтенанты, ну, меньшие — оба мичманы покамест.

Державин покачал головой, повернулся к жене:

— Ну и ну, Дарья Алексеевна, давно ли пострелами гонялись наперегонки, а нынче… — Державин вдруг хлопнул себя по бедрам и шутливо прикрикнул: — Что же вы не раздеваетесь, проказники?

В гостиной Державин усадил братьев на диван, сам сел напротив в кресло, жадно расспрашивал Андрея и Алексея о всем пережитом. Михаил сидел посредине, слушал внимательно, все для него было в новинку. Он встретился с братьями только вчера. Когда Алексей рассказывал, как эскадра Сенявина выходила из Портсмута и повстречалась с англичанами, Михаил прервал брата:

— Постой-ка, так ты пребывал на адмиральском корабле, на головном?

Алексей согласно кивнул.

— А я ведь шел в той аглицкой эскадре на концевом фрегате!

Андрей пошутил: