Лазарев. И Антарктида, и Наварин

Каждый командир по-своему заканчивает поход. Одни расслабляются сами и предоставляют команде пребывать в благодушии. Другие держатся до конца и команду держат в кулаке, а кораблю внимания уделяют мало, наводят лишь внешний лоск. В правилах Лазарева было приводить корабль при возвращении из плавания в образцовый порядок и быть готовым хоть немедля идти в море, а ежели понадобится, то и в бой. Все палубы, кубрики и трюмы Лазарев проверил и остался доволен фрегатом. Всюду офицеры и матросы с огоньком драили, скоблили, мыли родной корабль, подновляли краску, ремонтировали рангоут и такелаж. Пожалуй, впервые, в отличие от плавания на других кораблях, команда «Крейсера» трудилась с душой и задором. Видимо, офицеры переняли от командира высокую морскую выучку и сноровку, и экипаж это чувствовал.

Никольский, Нахимов, Путятин, Завалишин, Домашенко — такие офицеры, быть может, со временем станут украшением Российского флота… Конечно, не всем по душе его неизменное правило — при исполнении любой работы офицер должен обязательно не только знать, но и уметь выполнить все то, что делает матрос. Поэтому во время учений он посылал мичманов на реи, ставил рядом с матросами…

Главное, что его понимают мыслящие офицеры…

На левом шкафуте Лазарев провел рукой по днищу большой алеутской байдары. Рядом с ней лежали еще две лодки с Алеутских островов. Лазарев приобрел их на свои деньги, как это часто делал и ранее, для коллекции Петербургской модель-каморы…

После трехлетней разлуки Кронштадт радушно встретил мореплавателей. В шканечном журнале «Крейсера» появились последние записи — «в плавании 1084 дня, из них под парусами 457».

На следующий день фрегат посетил начальник Морского штаба.

Вице-адмирал Моллер прошелся всюду, тщательно осмотрел каждый закоулок и пришел в восхищение.

«Я смотрел фрегат, — доносил он в тот же день Александру I, — и нашел его во всех отношениях не только в отличной, но даже необыкновенной превосходной исправности».

«Крейсер» еще стоял на внешнем рейде, а на него уже потянулись друзья, знакомые и просто кронштадтцы, посмотреть на красавец фрегат. Из Морского корпуса привезли специально роту гардемарин — показать пример образцового корабля.

Одним из первых на «Крейсере» появился Андрей. Братья обнялись. Андрей на немой вопрос Михаила пояснил:

— Алешка в гору пошел. Плавал прошлую кампанию с царственными особами на «Эгейтене». Приглянулся, видимо, Николаю Павловичу, тот его перевел в лейб-гвардию, нынче он у него адъютантом.

— Да что ты, — удивился Михаил, а Андрей закончил:

— Обещался отпроситься, быть на днях, тогда все вместе и отпразднуем.

Возвращаясь с Вишневским из конторы порта, Лазарев встретил Федора Матюшкина. Краснея, тот радостно улыбался.

— Почитаю засвидетельствовать свое уважение, господин капитан второго ранга, со счастливым возвращением.

— Равно как и я вам, господин лейтенант, и пожелать счастливого вояжа!

Матюшкин удивленно поднял брови. Лазарев уже знал, что через несколько дней он отправляется в кругосветное плавание в Русскую Америку. Взяв Матюшкина под руку, Лазарев познакомил его с Вишневским и пригласил к себе домой.

Допоздна слушал Федор рассказы умудренного мореплавателя, трижды обогнувшего Землю под парусами, о разных приключениях и неожиданностях при плавании к берегам Аляски.

Неожиданно прервав рассказ, Лазарев вдруг спросил:

— Вы, я знаю, тоже путешествовали два года по северным краям с Врангелем!

Матюшкин помолчал минуту-другую, собираясь с мыслями.

— Было дело, Михаил Петрович. Пришлось путешествовать где на перекладных, где на оленях, где пешком, немного шли и под парусами. Всю Сибирь и Север, вплоть до Чукотки, исколесили. Повидали многое. Кое-что из земель новое обрели. Однако, — Матюшкин огорченно вздохнул, — основу наших замыслов не осуществили. Неведомую большую землю в Ледовитом океане отыскать нам не привелось.

Слушая Матюшкина, Лазарев за много лет впервые заметил, как он возмужал. За какие-то семь-восемь лет из довольно хрупкого и застенчивого выпускника Лицея преобразовался в бывалого моряка.

— Наиглавнейшее же познание приобрел для себя лично, Михаил Петрович, — продолжал Матюшкин, — людей, населяющих Сибирь нашу матушку и северные земли. Людей, подобных Михаилу Михайловичу Сперанскому, только там и встретишь. А простой сибирский народ, казаки? Там все честно и открыто, и глаз, как у нас в Европе, не прячут.

Не приходилось бывать в тех краях Лазареву, и, подливая Матюшкину в остывший чай свой любимый ром, он не останавливал собеседника.

— А возьмите тех же чукчей, что мы, европейцы, знаем об этой прекрасной нации, живущей на краю света, на Чукотке? Мне довелось пожить среди этих людей не один месяц. Они ведь свободно передвигаются по льду и в Америку и в Анадырск, торг ведут немалый мехами, моржовой костью. — Матюшкин, воодушевленный вниманием собеседника, на минуту перевел дыхание. — Народ сей трудолюбив, но и чрезвычайно любит забавы. Всякие состязания происходят среди мужчин по праздникам, обязательны скачки на оленях. Их жены в своих неуклюжих нарядах танцуют проворно и забавно.