Прибыл командир порта. Прошелся по верхней палубе. Всюду сновали матросы. Перетаскивали и укладывали снасти, шкиперское имущество, провизию. Тут и там подкрашивали каюты, лакировали фальшборт, балкон и перила, смолили ванты.
В каюте объявил вдруг командиру:
— Завтра к вам пожалует государь с огромной свитой. Распорядитесь, чтобы в палубах прибрались.
Лазарев любил порядок, но развел руками.
— Порядок наведем, но сами видите, все забито, каюты и салон переполнены. Постараемся.
Александра I сопровождали цесаревич Николай Павлович, посланники, десяток адъютантов, камергеры, сановники, обычная во все времена околопрестольная камарилья.
Ровно год не видел Лазарев царя. Внешне он мало изменился. Та же притворно-ласковая улыбка, несколько слащавая любезность и наигранная любознательность.
Сначала Лазарев провел всю свиту по верхней палубе. Здесь царил полный порядок, снасти аккуратно уложены, паруса подвязаны на загляденье, все на своем штатном месте, медяшка горела на солнце, палуба отдавала белизной.
— Недурно, — удивился Александр и похвалился посланникам. — Такой корабль лестно иметь и в английском флоте.
На батарейной палубе Лазарев не без гордости показал свою конструкцию новых станков для карронад, устройства для хранения пороха.
— И что же это дает? — спросил цесаревич Николай Павлович.
— Извольте, ваше высочество. Вместо четырех-пяти канониров карронадою легко управляются трое, и порох надежно укрыт и всегда сухой.
Николай Павлович остался доволен ответом командира.
Александр поманил начальника Морского штаба Моллера:
— Надобно сии новшества проверить и при хорошем опыте на всех кораблях завести.
Понравился Александру и образцовый порядок в шкиперской кладовой.
Лазарев пригласил императора в свою каюту, снять пробу обеда.
Едва Александр с цесаревичем и посланниками скрылся в каюте, свита, кто помоложе — молодые адъютанты, камер-юнкеры, секретари посольств, — начали куражиться. Носились по палубе, лезли на ванты, садились на кнехты — и поплатились. Все недавно выкрашенное, просмоленное, отлакированное отпечаталось на ладонях, сюртуках, мундирах и белейших лосинах.
Корабельные щи, принесенные коком, пришлись по вкусу, восхитили Александра.
— Прекрасные щи, — сказал он, приложив салфетку к губам, — жаль, за границей не приготовишь, где такую капусту сыщешь.
— Смею доложить, ваше величество, — пояснил Лазарев, — у нас заготовлено квашеной капусты впрок на три года.
Александр округлил глаза.
Императору прием явно пришелся по нраву. На юте перед сходом он сказал Лазареву:
— Изволь, командир, сегодня у меня на обеде присутствовать.
Монаршее приглашение считалось высшим благоволением к персоне.
Спустя час Лазарев готовился сойти на катер, в каюту постучался вахтенный мичман.
— Пристала рыбацкая лодка с двумя дамами. Страсть как просят пустить их на фрегат.
Не будучи ханжой, он всегда пресекал женские шалости, тем более на корабле.
Недоумевая, Лазарев вышел на шканцы. У трапа покачивалась парусная лодка с двумя нарядными дамами. Лазарев спустился на нижнюю площадку. Дамы оказались фрейлинами императрицы. Они затараторили, перебивая друг друга. За обедом все мужчины только и будут разговаривать о визите на фрегат.
— Как же нам, господин капитан, поддерживать свое реноме, — щебетали фрейлины, помахивая веерами, — войдите в наше положение. Нам хотя бы ступить на ваш славный ковчег. Столько о нем похвал мы наслышались сегодня…
Лазарев, досадуя в душе, подал фрейлинам руку, помог подняться по трапу.
— Вызовите Вишневского, пускай проведет дам по шкафуту, — приказал он вахтенному. — Через четверть часа подать катер к трапу, я вместе с дамами пойду в Ораниенбаум.
Вторые сутки не утихал жестокий шторм. Ураганный ветер с Атлантики прижимал «Крейсер» к подветренному скалистому французскому берегу. Полтора месяца назад покинул фрегат Кронштадтский рейд. Противные ветры, шквалы, туманы преследовали его на всех переходах. Дни и ночи вышагивал на шканцах командир…
До мрачных скал оставалась сотня саженей.
— Фок и грот ставить! — раздался чуть охрипший, но твердый голос командира. — Двойные рифы брать! Триселя изготовить!
Казалось, корабль еще больше должен увалиться к берегу, приближаясь к смертельным камням. Но Лазарев каким-то особым чутьем предугадывал малейшую перемену ветра, а главное, ощущал отзыв на эту перемену корабля, чувствуя себя с ним единым организмом. И в самом деле, на новом галсе фрегат медленно, но все-таки начал выбираться на ветер…
— Егорка! — крикнул вниз Лазарев. Из люка высунулась взлохмаченная голова вестового. Все эти дни он круглые сутки держал наготове самовар. Каждые полтора-два часа выносил командиру чай в подстаканнике, то с ромом, то с лимоном.
— Давай с ромом!
На третьи сутки, уловив благоприятный момент, Лазарев вывел-таки корабль в открытое море и там, лавируя, переждал шторм.
Едва «Крейсер» стал на якорь на Портсмутском рейде, командир приказал всем отдыхать. Командиры и матросы, не успев допить чай, не раздеваясь, повалились на койки и заснули мертвым сном.