Лазарит

Так уж сложилось в Олимпосе, что вечера они проводили вместе, как прежде в пути сходились для беседы у костра. Здесь некому было возразить против того, что рыцарь-госпитальер садился рядом с госпожой и брал ее руку в свою ладонь. Здесь закусывали, болтали, слушали пение леди Джоанны, сопровождаемое тихим перезвоном струн лютни, а порой и сами принимались петь старинные саксонские баллады. Мартину нравились эти длинные напевы. Речь в них шла о славном прошлом, о битвах и победах, о зеленых лугах и быстрых реках Англии, к которым воины ведут коней на водопой, а затем собираются у древних камней, близ которых, говорят, все еще витают духи прежних королей и языческих божеств.

Джоанна не отрываясь смотрела на своего рыцаря, и ее глаза сияли под густыми ресницами, как звезды.

— Ты посетил коменданта Чезаре?

Мартин кивнул. Он все еще был погружен в мысли о Руфи, поэтому голос его прозвучал суховато. Да, он говорил с комендантом, но Чезаре да Гузиано пока не может предоставить им судно. Придется ждать, не появится ли подходящий корабль, ибо та парусная лодка, на которой прибыли киприоты, измочалена бурей и нуждается в основательном ремонте.

— Вы ведь еще не покидаете нас, сэр? — спросил один из воинов, курносый и белобрысый Освальд. — С вами чувствуешь себя увереннее.

«Безусловно, — посмеялся про себя Мартин, — ибо я за вас повсюду плачу».

Хотя нельзя сказать, что эти парни так уж дорого ему обходятся. Он уже хорошо знал их всех. Освальда, неплохого рыбака, всегда приносившего свежую форель, вспыльчивого Томаса, который мгновенно тушевался, если леди негромко одергивала его, близнецов Катберта и Эдвина, очень набожных, что нисколько не мешало им распевать песни о старых богах Англии и поединках героев с чудовищами. Ну и, конечно же, повара Бритрика, который всегда встречал Мартина широкой улыбкой.

— Вы прибыли как раз вовремя, сэр, — заметил он, поливая соком лимона шипевшую на решетке над жаровней камбалу-тюрбо. — Надеюсь, вас не слишком обильно накормили у коменданта Чезаре?

Мартин не стал распространяться о том, что комендант едва сумел сдержаться, чтобы не выплеснуть вино из чаши прямо ему в лицо. Пусть думают, что генуэзец принимает его как дорогого гостя.

На террасе горели масляные светильники, свет их был ровным — море продолжало рокотать при почти полном безветрии. В кронах деревьев попискивали летучие мыши, Саннива накрывала на стол, с улыбкой отмахиваясь от мужа, норовившего погладить ее по бедру. Еще горячий хлеб, густая похлебка из мяса крабов и мидий, свежее масло и мед с соседней пасеки. А местное вино и вовсе выше всяких похвал: темное и густое, чуть терпкое и в меру сладкое.

Белобрысый Освальд объявил, что побывал в порту и видел, что лоханку с Кипра уже почти починили. И это значит… Он не договорил, потому что вспыльчивый Томас чувствительно пнул его в бок: что, парень, не терпится в Святую землю?

— Ты, наверно, забыл, что наш долг — доставить миледи к ее брату. В этом мы поклялись, покидая Незерби, — проворчал Освальд.

— Ты, должно быть, хочешь, чтобы все мы сгинули в морской пучине? — проворчала Годит. И тут же повернулась к рыцарю с приветливой улыбкой: — Не желаете ли, сэр, еще кусочек рыбы?

Рыжий Эйрик попивал вино и рассуждал, что хорошо бы остаться тут навсегда: разводить пчел, торговать медом. Он даже согласен ходить с молодой женой в церковь к этим схизматикам и выстаивать нескончаемо длинные ромейские службы. Рыжему было наплевать — вопросы веры его занимали меньше всего, зато Саннива от этих слов даже всплеснула руками, и Эйрику пришлось заверить ее, что насчет церкви он сболтнул, не подумав.

Поздно ночью, когда Мартин с Джоанной лежали, отдыхая после первой любовной схватки, молодая женщина приподнялась и спросила: как долго они смогут наслаждаться своим счастьем?

Мартин смотрел на нее, озаренную светом фитилька, плававшего в плошке с маслом: темная масса волос окутывала Джоанну почти всю, но его губы знали каждую ее родинку, каждый изгиб, все потаенные уголки. Восхитительное тело, восхитительный аромат — светлая кожа англичанки пахла сладкими сливками…

— Ты сама догадываешься, как поступит Обри, если прибудет в лагерь под Акрой и не найдет там свою жену.

Джоанна опустила голову на его плечо и вздохнула.

— Теперь я даже не представляю, как смогу жить с Обри. С ним я словно спала всю жизнь, а ты меня разбудил. Но если у нас с тобой нет будущего…

Он прижал палец к ее губам.

— Тише, любимая. Это запретная тема.

— Назови меня так еще раз…

Он повторил:

— Любимая…

А потом доказал, насколько она любимая, доведя ее сперва до стонов, потом до всхлипывания и, наконец, до счастливого крика.