Лазарит

Ее голос подействовал на Мартина неотразимо. Ему вновь нестерпимо захотелось обнять ее, но вместо этого он ответил нечто вполне правдоподобное: мол, сражался в отрядах короля Гвидо.

— Мой брат также отправился в этот поход, — проговорила Джоанна, лаская его выгоревшие волосы. — Ты видел его? Но сейчас он уже в Лимассоле. Должно быть, ты вернулся вместе с ним?

— Мы прибыли в одном отряде, но я не имел возможности с ним беседовать, — сдержанно отозвался Мартин. — Твой брат, любимая, — маршал тамплиеров, и уже поэтому не жалует рыцарей нашего ордена.

Она не вдумывалась в смысл сказанного им, главным тут было одно слово — любимая. Сердце ее растаяло и тут же тревожно застучало, когда Мартин сообщил, что уже завтра отплывает в Палестину на корабле магистра де Неблуса. Это тоже звучало вполне логично — как рыцарь-иоаннит, Мартин обязан последовать за верховным главой своего ордена.

Впрочем, он тотчас упрекнул себя: в его деле никогда нельзя открывать истину, даже частично.

Однако Джоанна поняла только то, что им предстоит разлука. Может быть, навсегда.

— А как же я? — глухо спросила она.

Он так долго смотрел на нее, что Джоанна невольно поежилась под его прохладным и твердым взглядом.

— Ты должна понимать, что у нас нет будущего, — негромко произнес Мартин.

Пока она осмысливала эти слова, втайне сознавая, что и сама всегда это знала, со стороны берега послышались голоса. Кто-то выкрикнул ее имя. Похоже, Пиона все-таки отрядила за ней стражу.

— Тебе пора возвращаться, — заметил рыцарь, вновь водружая на голову шлем. Теперь он смотрел на нее сквозь прорези массивного топхельма, и глаза его оставались такими же холодными, как синие снега далекого севера.

— Зачем же ты ждал меня здесь? Зачем приехал?

Мартин не нашелся что ответить. Назвать их встречу случайной было просто нелепо.

— Я не мог уехать, не простившись с тобой. Не увидев тебя хотя бы еще раз… — с усилием произнес он, ибо это было чистой правдой.

Лицо Джоанны, бледное и погасшее всего мгновение назад, осветилось улыбкой. Она протянула к нему руку, и их пальцы переплелись…

Но неподалеку уже слышался топот копыт, громкий голос продолжал настойчиво звать леди Джоанну.

— Я всегда буду помнить тебя, — Мартин порывисто обнял молодую женщину. И шепнул: — Если появится хоть один шанс… я приду к тебе!

Он мгновенно исчез в зарослях, а Джоанна выступила из зарослей, но в первый миг не могла сказать ни слова воинам охраны. Наконец, сославшись на духоту и внезапную головную боль, она попросила одного из них проводить ее обратно в замок. Отвечать на расспросы Пионы в эту минуту было выше ее сил!

Но и в своем покое Джоанна до самого вечера не могла успокоиться.

Ночь наступила поразительно тихая и безветренная. По темно-фиолетовому бархату небосклона лениво плыла полная луна, и внезапно Джоанне пришло в голову, что еще в прошлое полнолуние она и знать не знала, как сильно и мучительно полюбит своего спасителя — рыцаря Мартина д'Анэ. Теперь Джоанна ясно понимала, что чувство, которое она испытывала, — это любовь. Даже краткий миг свидания вернул ей ощущение полноты жизни, а до того все, что происходило с ней и вокруг нее, — пиры, наряды, почести, ее высокое положение при дворе, отношения с братом, не спешившим назвать ее сестрой, было всего лишь странным наваждением.

Отныне она знает, что как бы ни сложилась ее судьба, существует человек, которого она любит и который любит ее. «Если появится хоть один шанс — я приду к тебе!» — так сказал Мартин, сознавая, что ее, замужнюю даму, придворную королевы, и его, рыцаря, принесшего монашеские обеты, ничто не может связывать. У них был лишь краткий миг счастья. Но Джоанна страстно хотела верить, что он когда-нибудь продлится.

Она прометалась всю ночь и лишь ненадолго забылась под утро. Но сон покинул ее еще до того, как стражник на башне протрубил зарю, и Джоанна внезапно решила: она во что бы то ни стало должна быть в порту. Корабль, который доставит магистра Гарнье и епископа Бове к берегам Палестины, вот-вот отчалит, и у нее есть надежда еще раз увидеть возлюбленного. Одно это даст ей силы ждать, ждать и надеяться.

Джоанна торопливо разбудила Годит и велела подать одежду. Сонная камеристка, ворча, принялась вынимать платье из сундука, а Джоанну жгло такое нетерпение, что она не могла устоять на месте, пока Годит затягивала шнуровку на спине блио. Времени привести в порядок волосы уже не было, поэтому Джоанна кое-как скрутила их в узел, заколола булавками и, накинув капюшон легкого плаща, спустилась вниз.

О, ей следовало спешить! Уже совсем рассвело, на востоке полыхала алая с золотом полоса зари. Вот-вот начнется отлив, а с отливом корабль покинет гавань.

К ее радости, галера французов все еще покачивалась у причала. Джоанна перевела дух, огляделась и устроилась на парапете стены, окружавшей порт. Облокотившись на каменный зубец и не обращая внимания на время от времени проходивших мимо стражников, она вся обратилась в зрение.