Лазарит

Джоанна проследила за ним взглядом, и на ее губах появилась довольная улыбка. Надо же: а ведь Мартин д'Анэ и в самом деле влюбился! Вот славно!

Она привыкла к признаниям, ей нравилось, что мужчины восхищаются ее красотой. И сознание того, что она поселила смятение в душе этого красивого и сурового рыцаря, было приятным. Об Обри в эту минуту она не думала. Так или иначе, но он остается ее супругом. Однако зачем вспоминать об этом именно сейчас? Муж держится отчужденно, избегает ее, а если и заговаривает, то лишь затем, чтобы высказать очередную порцию упреков. И Бог ему судья!

Намного приятнее думать об этом госпитальере. Пожалуй, Джоанна не стала бы возражать, если бы он вел себя еще более дерзко. Чтобы взгляды сменились прикосновениями… Он не выглядит могучим, однако ей довелось ощутить его силу, когда он помогал ей сесть на лошадь, или поддерживал в седле, если предстояло миновать непростой участок пути…

Узкая тропа, по которой продолжал продвигаться отряд, то спускалась по склону, то внезапно начинала карабкаться на кручи. Не всякий наездник выдержит такое, а Иосиф выглядел и вовсе измотанным. Поэтому было решено остановиться на ночлег в ближайшем селении.

По прибытии на место сэр Обри немедленно распорядился, чтобы ему предоставили самый крепкий и удобный дом, даже не поинтересовавшись, где придется ночевать супруге. Это Мартину пришлось позаботиться о постое для женщин и остальных спутников. И хотя в этих местах никто не слыхивал об удобствах, наутро леди Джоанна объявила, что прекрасно выспалась на своем тюфяке. И сопроводила эти слова такой ясной улыбкой, что рыцарь невольно сравнил ее со светом занимающегося ясного дня.

Разумеется, на тропе они снова оказались рядом, а бедняге Иосифу пришлось смиренно выслушивать нескончаемые жалобы лорда на тяготы пути в горах.

Так продолжалось в течение еще двух дней. Сэра Обри, казалось, нисколько не занимало, что его супруга проводит все больше времени с рыцарем-госпитальером. Причем ее попытки привлечь к себе внимание рыцаря порой становились столь явными, что Мартин даже заподозрил: уж не желает ли она таким образом вызвать ревность супруга? Чтобы избежать стычки, а заодно и немного подразнить Джоанну, он решил уделить внимание и лорду. Присоединившись к нему, рыцарь заговорил с ним о превратностях, которые ждут их уже на следующем отрезке пути.

Выслушав его, сэр Обри возмутился:

— Вы шутите, сударь! Нам и без того приходится то и дело спешиваться и тащить лошадей под уздцы по обрывам, а вы говорите, что в дальнейшем дорога станет еще хуже!

— Нам осталось преодолеть только вот этот перевал, — Мартин указал вверх, где громоздились покрытые лесами кручи. — Здесь нет проторенных караванных путей. Да и много ли в них проку, если вы сами отказались следовать с караваном грека Евматия?

Воспоминание об этом смутило сэра Обри; впрочем, сейчас ему жаловаться не приходилось — он полностью зависел от доброй воли рыцаря-госпитальера и щедрости Иосифа.

— А найдется ли какое-нибудь пристанище в этих диких горах? — спросил англичанин, помедлив.

Мартин взглянул на лорда с дружелюбной улыбкой:

— Мы поступим как первые пилигримы — заночуем под открытым небом. Разве это может остановить такого воина, как вы?

Обри предпочел отмолчаться. В словах рыцаря ему почудилась насмешка.

При всяком удобном случае Мартин продолжал упражняться с оружием. Так было и накануне. Сперва он вызвал Эйрика, и тот, фехтуя двумя мечами, сразу начал теснить рыцаря и вызвал своим мастерством всеобщий восторг. Однако Мартин настолько хорошо изучил манеру боя рыжего, что предвосхищал все его выпады и коварные удары. Куда интереснее было упражняться с Сабиром — изворотливым и совершенно непредсказуемым.

Однако сейчас было не время обнаруживать перед спутниками, каким блестящим бойцом является сарацин, и Мартин предложил сэру Обри выступить против него. Каково же было удивление мнимого госпитальера, когда со второго удара ему удалось обезоружить прославленного турнирного бойца. Неужели перед ним победитель знаменитого турнира в Винчестере, некогда завоевавший воинским искусством благосклонность леди Джоанны и ее отца?

Мартин решил, что происшедшее — нелепая случайность. Подняв меч сэра Обри, он снова протянул его владельцу. Но тот, сделав пару неуклюжих выпадов и нанеся два-три удара, над которыми посмеялся бы любой мальчишка-оруженосец, вложил клинок в ножны и отступил со словами:

— Поглядел бы я на вас, сэр рыцарь, если бы нам довелось встретиться на ристалище в конной сшибке!

Нет спора — тяжеловооруженный конный воин с длинным копьем в те времена считался самой могучей боевой силой. Но Мартин мгновенно почувствовал, что лорд, будучи признанным мастером копейного боя, практически не владел мечом и приемами ближнего боя. Вероятно, поэтому он и пытался уклониться от участия в крестовом походе: война в Святой земле ни в чем не походила на рыцарские забавы.