Лазо

Правые эсеры вновь запротестовали, заявив, что они считают необходимым отложить решение всех этих вопросов до учредительного собрания. И это предложение провалилось. Меньшевики, как всегда, Много говорили об «объединений революционной демократии». Большевики и поддерживавшие их сибирские «левые» эсеры настаивали на том, чтобы передать всю власть Советам.

На съезде с яркой речью выступил Сергей Лазо. Он обвинял правых эсеров и меньшевиков в неискренности и обмане общественного мнения, фактами доказывал, что их деятельность враждебна интересам народа. Глубоко убежденный в том, что никакая власть, кроме власти рабочих и крестьян, не сумеет разрешить назревшие вопросы жизни России, Лазо страстно призывал к провозглашению советской власти, способной осуществить волю трудящихся и организовать массы на борьбу за новую жизнь.

Речь Лазо произвела большое впечатление на делегатов и, несомненно, отразилась на характере принятой съездом резолюции.

В резолюции говорилось:

«Всякое соглашательство с буржуазией должно быть решительно отвергнуто, а Всероссийскому съезду Советов взять власть в свои руки. В борьбе за переход власти Советы Сибири окажут Всероссийскому съезду действительную поддержку» [8].

Исполком Красноярского совета рабочих и солдатских депутатов находился в руках коммунистов. В его состав входил лишь один правый эсер — Боголепов и один меньшевик — Сисин. Среди большевиков были крупнейшие работники: Я. Дубровинский, Г. Вейнбаум, И. Белопольский, В. Яковлев, А. Парадовский, А. Окулов и В. Окулов, Т. Марковский, Печорский. Из «левых» эсеров, проводивших в Красноярске работу в полном согласии и контакте с большевиками, членами Исполкома, были Ада Лебедева, Николай Мазурин и Сергей Лазо.

Но состав Исполкома не решал еще тогда судьбы революционной власти. Время было тревожное, тяжелое. На ответственных должностях в управлениях, банках и других государственных учреждениях Красноярска сидело много меньшевиков, правых эсеров и прочих контрреволюционеров. Ежедневно можно было ожидать вражеских выступлений. Жили настороженно, не замечали ни холода, ни голода, временами питаясь коркой черного хлеба и кружкой холодной воды. По трое, четверо суток люди не ходили домой, выполняя поручения Исполкома. Председатель солдатской секции Лазо, как и многие другие работники, ночевал в Исполкоме не раздеваясь, спал на столах, а рано утром вновь принимался за дела.

28 октября 1917 года (по старому стилю) в далеком сибирском городе узнали о Великой Октябрьской социалистической революции.

Члены Исполкома подавляющим большинством приняли решение признать Советы единственной властью. Агитаторы и пропагандисты были направлены в рабочие организации и воинские части для информации о событиях в Петрограде и подготовки их к захвату власти в Красноярске. Для руководства воинскими частями Исполком создал военный штаб во главе с Лазо, Соловьевым и Поздняковым. Отрядам Красной гвардии Исполнительный комитет выдал семьсот винтовок и по тридцать патронов на винтовку. На телеграфе установили контроль.

До глубокой ночи заседал в тот день Исполком, обсуждая подробный план захвата власти. В два часа все разошлись. Остались лишь руководители военного штаба — Лазо, Соловьев и Поздняков, которым поручено было занять правительственные учреждения города.

«Занять учреждения… Брать власть… А как ее брать?»

Никакого опыта в таком деле ни у кого из них еще не было. Все трое думали об этом про себя, но никто не решался вслух поделиться с товарищами тревожными мыслями, опасаясь упрека в малодушии.

— Ладно, — сказал Соловьев. — Давайте немного отдохнем, а там видно будет.

— Пожалуй, — согласился Лазо.

Легли кто на чем: один на диване, другой на столе. Лазо составил несколько стульев и растянулся на них, подложив под голову шинель.

Погасили свет. Никому не спалось: не до сна было в такую ночь.

— Спишь, Сергей? — спросил Поздняков.

— Сплю. А ты?

— Я тоже.

— Ну-ну, спи.

— Вот что, товарищи, — сказал Лазо. — Давайте посоветуемся. Дело предстоит сложное и трудное. Одних красногвардейцев маловато. Без пехотной воинской части не обойтись.

— А куда сунуться? Не туда попадешь — арестуют, а то и просто пришлепнут, — заметил Соловьев.

Лазо часто бывал в частях. Солдаты хорошо знали этого высокого, стройного молодого офицера в кителе со споротыми царскими погонами. Он никогда не искал эффектных жестов и красивых слов. Когда он говорил, вспоминают его товарищи, то приподнимался почему-то на носки и смотрел впереди себя далеко-далеко, будто хотел поглубже заглянуть в будущее, к которому призывал и в которое верил.

— Соловьев прав, конечно, — сказал Лазо. — Но я думаю, что если мы обратимся к десятой роте пятнадцатого полка — не ошибемся. Есть и там ненадежный элемент, но, пожалуй, меньше, чем в других частях. Почти все фронтовики понимают, что надо кончать старую жизнь. Пошли, товарищи.

Все поднялись и тихо вышли из Исполкома. Десятая рота размещалась на ближайшей улице.

Лазо знал членов ротного комитета, разбудил их и сказал:

— Пришли за помощью. Настало время взять власть в свои руки.