Лазоревый петух моего детства (сборник)

Гришка в ушах поковырял — не слышит. Головой потряс — не слышит. Подошёл Гришка к парню, сказал:

— Извините. Мне кажется, вы кричали?

— И сейчас кричу.

— Тогда почему же я ничего не слышу?

— Я не для тебя кричу, — сказал парень. — Я кричу на тот берег. Лицо его снова стало настойчивым, немного печальным и напряжённым.

Гришка по сторонам посмотрел. Никакого берега нет.

— Вы и сию секунду кричите? — спросил Гришка.

Парень кивнул.

— Как же на том берегу услышат, если я на этом не слышу? К тому же вы сидите спиной к реке, и она не так близко.

— Не мешай, — сказал парень. — Впрочем, может быть, ты прав. Я так громко кричу, даже охрип, но она не слышит. Может быть, в моём крике не хватает чувства?

Гришка внимательно посмотрел на парня.

— Чувства у вас достаточно, но зачем кричать? Я бы на вашем месте постучал в дом напротив, вошёл и сказал: «Таня, здравствуй, это я».

Парень сначала подумал, потом насупился.

— Ишь ты, — сказал он. — Вот когда будешь на моём месте, тогда и действуй по-своему. У каждой самбы своя падейра.

— Чего? — спросил Гришка.

— Пластинка такая есть, заграничная, — объяснил парень, иносказательная. В русском толковании значит: у каждого человека свой подход и характер.

— Тяжело вам, — сказал Гришка. — А вы не пробовали перейти речку вброд?

— Для моих чувств вброд нельзя. Необходим мост красивый.

— Трудное дело…

Но парень уже Гришку не слушал, он снова лицом просветлел и опечалился — снова кричал на тот берег.

Гришка потихоньку слез с брёвен и так, чтобы парень не заметил, огородами пробрался к дому напротив. Влез из огорода в окно и увидел: сидит Таня на диване, ноги под себя поджала, книгу читает — роман — и транзистор слушает.

— Здравствуйте, — сказал Гришка. — Вы тут транзистор слушаете, а на ваш берег кричат, докричаться не могут.

— Кто кричит? — спросила девушка.

— Тот и кричит, у кого чувства. У каждой самбы своя падейра.

— Что-что? — спросила девушка Таня.

Гришка объяснил:

— Падейра. Чего же тут непонятного — значит свой голос. А ваш транзистор могли бы и выключить, он вас, наверно, глухой сделал.

Девушка транзистор выключила. Прислушалась.

— Действительно, — сказала она. — Кто-то кричит. Как будто тонет.

— Может, и тонет, — сказал Гришка. Спрыгнул с подоконника и опять огородами побежал на улицу к парню Егору, что сидел на брёвнах.

А девушка уже вышла. Посмотрела на парня и засмеялась. И пошла вдоль по улице по своей стороне. И парень засмеялся. И тоже пошёл по улице по своей стороне. Они шли, как будто между ними протекала река и не было мостика, чтобы им встретиться.

— Ничего, — сказал Гришка. — Мостик, наверное, будет.

Он прибавил девушку Таню и парня Егора к толпе своих друзей. Поставил их на картине позади Ларисы Валентиновны. Но чтобы они не стояли так безразлично, он, поразмыслив, посадил их на белого коня Трактора верхом. Получилось красиво. А когда дорисовал картину, сел на брёвна и задумался.

«Что ли, мне закричать на тот берег? Чувства у меня тоже хорошие». Он и не закричал ещё, как его кто-то за плечо тронул. Обернулся Гришка позади него девочка Лиза стоит.

— Ты чего так громко кричишь? — спросила девочка Лиза. — Даже мой Шарик, на что вертлявый и озорной, и тот услышал.

— А ты чего такая нервная? — спросил Гришка. — Вдруг гроза, а ты нервная.

Девочка Лиза села рядом с Гришкой, повздыхала и рассказала историю, печальную до слёз.

Ах, какой жабик

Началась вся история с художника-живописца Мартиросяна. Зимой художник Мартиросян устроил в городе Ленинграде персональную выставку своих картин под общим названием «Моя волшебная новгородская родина». На всех картинах были изображены деревня Коржи и её окрестности в таких ярких красках, что многие посетители выставки написали в книгу отзывов восторженные слова. И про себя решили не ездить в отпуск на Южный берег Крыма, на Кавказ или в Прибалтику, но поехать именно в Коржи, полюбоваться красотой Валдайских угоров. Взрослые посетители выставки взяли своих детей, а те, естественно, взяли своих собак. Собаки все с родословными, такими длинными и неистребимыми, как корень растения под названием «хрен». Все, как одна, с медалями за красоту и породу.

Дачные дети ходили по берегу реки, водили своих собак на поводках, друг на друга смотрели свысока — каждый считал, что его собака неизмеримо выше по происхождению, чем все другие. На красоту окрестностей они не смотрели — все на своих собак смотрели, чтобы те не испачкались, предположим, в навозе, поскольку по улице ходит деревенское стадо и испачкаться породистой собаке можно в один миг.