Лазоревый петух моего детства (сборник)

Лиза возразила с уверенностью:

— Не спорьте, Григорий. Шарсимба очень отважный пёс, но разве он сможет заговорить?

— А может быть, он не хочет, — сказал Гришка. — Ведь всегда есть опасность наговорить глупостей.

— Мне его жалко, — вздохнула Лиза.

Шарик, который до этого разговора рычал и крутился волчком, вдруг сник. Уши опустил. Хвост поджал. Теперь это был не охотник на львов, а маленький и беззащитный одинокий щенок.

— Интересно, — прошептал он. — Может быть, вы объясните всё же…

— А ты помолчи! — прикрикнула на него девочка Лиза. — Тебя покамест не спрашивают. Не терплю, когда младшие в разговор вмешиваются.

Шарик поднялся и, поджав хвост, побежал мелкими шагами в край деревни.

Лиза крикнула:

— Шарик, ко мне!

Но Шарик не обернулся.

— Ко мне! Тебе говорят!

Но Шарик только надбавил шагу.

Девочка Лиза принялась возмущённо высказываться на тему, как она Шарика спасла, как давала ему конфеты и каким, сам видишь, он оказался неблагодарным.

Отметил Гришка — изменилось что-то в природе, словно приблизилась гроза с гремучими молниями, пока ещё невидимая, но уже ощутимая. Понял, что жизнь его теперь усложнилась — только глаз, да ушей, да ещё доброты для понимания её будет мало.

Когда-то давно

Ещё издали поманил Гришку тёплый хлебный запах. Гришка на запах пошёл. Он думал: что же случилось, почему так грустно ему? Думал и хлебный запах вдыхал.

Мама всегда говорила:

— Относись к хлебу почтительно, как к отцу. Ешь его аккуратно.

Дядя Федя, наверное, относился к хлебу, как к другу, он его похлопывал, и приговаривал, и подмигивал, будто давно с ним не виделся. А когда нарезал для еды, прижимал каравай к животу. Ломти отваливал толстые, одним круговым движением, присыпал крупной солью и дышал с удовольствием, словно выходил из продымлённого помещения на улицу.

— Подыши, — говорил он. — Дух какой. Всякий раз поражаюсь. И что в нём? Не пряник — хлеб простой, а как пахнет.

Запах хлеба по мере Гришкиного продвижения становился всё крепче. Заметил Гришка, что собаки и курицы вдруг повернули носы в одну сторону. А запах хлеба стлался над землёй величественно, как басовый звон.

— В пекарне, наверное, хлеб поспел.

Пекарня посреди деревни была в бывшей старинной церкви. Церковь ту старинную купец Зюкин построил, очень хитрый купец и очень всё к себе загребущий. Была церковь толстостенная, грузная, как сундук, даже самые древние бабки-старухи на неё не крестились — такая некрасивая, к земле прижатая.

И вот запах хлеба её как бы поднял, стены раздвинул, как бы раскалил изнутри.

Шёл Гришка к пекарне медленным шагом, задавал себе вопрос: «Почему мне так грустно?» И размышлял о хлебе — он недавно вкус хлеба понял. Рядом и позади Гришки собаки шли, курицы, лошади, кошки, сороки, муравьи…

Пекарь — раскрасневшаяся тётя Полина высыпала из окна всем гостям крошек-обломышей. Гришке дала краюху мягкую, пушистую, неровную, но от запаха как бы круглую, такую большую и всевозрастающую. Такую чудесную, что Гришка глаза зажмурил и вообразил следующее: когда-то давно, много-много лет назад, когда все люди были детьми, когда деньгами служили разноцветные стёклышки, земля была свежая и молодая, такая мягкая, такая пушистая и такая духовитая, как горячий хлеб. И вот на её поразительный запах слетелись со всей вселенной букашки, и лошади, и слоны, и киты, и медведи, и черепахи. Тогда небось все летали. Слетелись — и теперь на земле обитают.

Сквозь эту грёзу различил Гришка щенка Шарика. Шарик лежал в отдалении, в тени лопухов, а в глазах его тёмных стояли слёзы.

— Худо, — сказал Гришка. — Так худо, хуже и не придумаешь.

И вдруг Гришка ответил на свой вопрос: «Почему мне так грустно?» Потому, ответил, что осознал одну чрезвычайно простую мысль.

При встрече он выскажет её девочке Лизе без колебаний.

Я над тобой хозяйка

Возле правления колхоза висела доска с надписью: «Приказы и объявления». И то и другое сугубо официального смысла прикалывали на доску кнопками. Вечером на этой важной доске появилось объявление частного характера, к колхозным делам никакого отношения не имеющее. Написано на нём было:

САБАКА ИЩЕТ СЕБЕ ВЕРНАВО ДРУГА.

А под объявлением сидел щенок Шарик, и вид у него был неважный.

Первым объявление прочитал Гришка: он всякое письменное слово читал, развивался для будущего поступления в школу.

— Зачем искать? Пойдёшь ко мне. Не сомневайся, я очень верный.

— А я и не сомневаюсь, — ответил Шарик и хвостом вильнул, как бы извиняясь. — Только ты меня взять не можешь, тебе у мамы спрашивать нужно.

— Она согласится. Она как увидит тебя, так сразу полюбит. Будем вместе в городе жить, — сказал Гришка таким голосом, словно дело это решённое.

Шарик глаза опустил, голову между лап свесил.

— Нет, — сказал он. — Я здесь хочу жить, в этой красивой местности.