Лазоревый петух моего детства (сборник)

— Цветы, как много в вас смысла. — И вдруг, вероятно вспомнив свои обязанности, спросила шута очень строго: — Вы наконец выбрали что-нибудь, гражданин?

Охотник кашлянул деликатно.

— Кстати о медведях…

Дверь отворилась с мелодичным звоном. В магазин вошла Ольга. Она впустила с собой шум машин, говор прохожих, горький запах осенних садов. Она прошла мимо мальчишек.

— Купите червей, — сказал ей Тимоша. — Первый сорт черви.

— Высший люкс, — подхватил Боба. — Экстра… — Он хотел что-то еще добавить, да так и остался стоять с открытым ртом.

Ольга остановилась у прилавка с пестрым товаром. Боба глядел на ее затылок, на ее черные, как березовый уголь, волосы. Рот у него открывался все шире и шире и захлопывался судорожно.

— Кстати о медведях. Я, можно сказать, спал с медведем в обнимку. Жуткое дело…

Боба наконец справился с зевотой.

— Фантастика, — сказал он. — Не потерплю обмана.

Продавщица вскинула на него фиолетовые от негодования глаза.

— Мальчик, это еще что?

Боба ее не слышал. Он шептал что-то Тимоше на ухо, показывал на Ольгу.

Охотник смущенно откашлялся.

— Балбесы… Жуткое дело.

— Значит, спали в обнимку. — Продавщица поправила волосы.

— Рыжая! — вдруг сказал Боба.

Ольга пригнулась к прилавку, прилипла носом к стеклу. Продавщица уставилась на шута (дядю Шуру).

— Зачем вы сюда ходите? Зачем вы подарили мне астру?

— Рыжая! — еще громче сказал Боба.

— Почему вы молчите? — заплакала продавщица. — Молчите, даже когда меня оскорбляют.

Охотник уже держал Бобу за воротник. Тимоша отбежал к двери. Ольге удрать нельзя: у дверей Тимоша стоит.

В голубых глазах продавщицы блестели голубые слезы.

Боба понял свою ошибку.

— Я не вас, — заскулил он. — Я же знаю, что вы не рыжая.

— Какая вы рыжая, — подтвердил от двери Тимоша. — Вы в прошлый раз были белые, а еще позатот — розовые.

— Белая лучше, — сказал шут.

— Тогда я играла Офелию, — всхлипнула продавщица.

— И розовая хорошо, — сказал шут.

— Тогда я играла Джульетту, — всхлипнула продавщица.

— А я рыжий, — сказал шут. — Я работаю клоуном в цирке.

— Мы не вас, — сказал Боба.

Продавщица еще раз всхлипнула:

— А я обыкновенная. У нас молодежный экспериментальный театр. Мы ищем новые формы. Сейчас я играю мещанку — отрицательный персонаж.

Охотник Бобу встряхнул.

— Жуткое дело. Зачем ты кричал «рыжая»? Кого ты имел в виду?

— Да вот эту, — сказал Боба. — Она и есть рыжая.

Охотник посмотрел на Ольгу.

— Не надо. Не надо оскорблять. Ты же отчетливо видишь, что она черная.

— Прикинулась, — сказал Боба. — Могу биться — рыжая.

— Она действительно рыжая, — вмешался шут (дядя Шура).

— Балбесы. — Охотник выпустил Бобин ворот. — Даже если и рыжая. Нельзя указывать человеку на его природные недостатки.

Продавщица тоже посмотрела на Ольгу. Вспомнив свои обязанности, она спросила:

— Тебе чего, девочка?

— Ружье.

— Ружье?

Ружья стояли в стойке, как строгие черные клавиши.

— Ну, — сказала Ольга, — ружье, которое подешевле.

Продавщица ей улыбнулась:

— Ты, девочка, не в тот магазин пришла. Ружья — игра для взрослых. А взрослые игры не бывают дешевыми.

— Мне не играть. Я кого-нибудь укокошу. — Ольга кинула взгляд на Бобу и отвернулась.

— Что? — воскликнули охотник, продавщица, Тимоша и Боба в один голос.

Шут достал откуда-то балалайку.

— Укокошу, — повторила Ольга.

Тимоша подошел к ней, осмотрел ее со всех сторон.

— Зачем перекрасилась?

— Авантюристка! — сказал Боба. — Мы у нее спросим, зачем она перекрасилась. Сегодня она волосы красит — раз. Завтра маникюр наведет — два. Послезавтра — губы намажет. Рыжая, от нее чего хочешь ждать можно.

Ольга схватила ружье. Вскинула его к плечу.

— Убью!

Боба упал на колени. Руки поднял.

— Убьешь — ответишь!

Тимоша снова спросил:

— Зачем же ты перекрасилась?

Охотник отобрал у Ольги ружье, поставил его на место.

Боба дрожал всем телом.

— Не дрожи, — сказала ему Ольга. — К сожалению, оно не заряжено.

— А я от смеха дрожу.

Охотник ткнул в ружье пальцем, затем этим же пальцем ткнул Ольге в лоб.

— Запомни, этим не шутят.

— Зато этим шутят. — Шут (дядя Шура) взлохматил Ольгины волосы. — Шутят сколько хотят, сколько угодно. Но если горбатому тысячу раз сказать, что он горбат, он кого-нибудь укокошит, и суд его оправдает.

— Она не горбатая. Она красивая, — смутившись, поправила его продавщица.

— Только рыжая, — подсказал Боба. — Страшное дело, если ружья вдруг попадут в руки к рыжим.

Ружья стояли в стойке; они-то знали, что оружие только в умных руках безопасно. Но их продавали, не спрашивая, умен или глуп покупатель. Ружья были товаром, а как известно, товар владельца не выбирает.

Шут (дядя Шура) тихонечко струны нащипывал.