– Как… – попытался что-то сказать Блесс, но паршивка поспешила закрыть ему рот ладошкой.
– Тише, любимый. Теперь я еще лучше понимаю, почему тебя так тянет ко мне. Она же холодная, как рыба. – И уже мне: – Выйди! Не видишь, ты помешала!
Блесс сонно моргнул и, похоже, за компанию со мной заподозрил себя в кошмариках. В чем-то его можно было понять.
– А почему мой жених смотрит на тебя, как будто впервые увидел? – невинно уточнила, приближаясь к кровати маленькими шажками. – И… почему у тебя в руке нож?!
Левую руку она держала в складках одеяла, но блики луны как раз упали на острие… и я заметила. Сердце испуганной птичкой затрепетало в горле, но разум остался холодным.
Дальше все произошло очень быстро. Блесс окончательно проснулся, а заодно уверовал в реальность происходящего и попытался спихнуть с себя Ирис. Ее рука с ножом взметнулась… Но тут рядом оказалась я. Пф! Вцепиться в волосы, перехватить запястье и с силой дернуть на себя.
Мерзавка с визгом полетела с кровати. В другую сторону улетел нож.
Ничего такой, с переливающимися камешками на рукояти. Кажется, там выложены луна и звезды.
– Ненормальная! – Драться Ирис совершенно не умела, но я это еще в прошлый раз поняла. Она орала и нелепо размахивала руками. – Пусти меня!
– Иначе ты наябедничаешь папе? – подсказала я продолжение воплей.
Поверженной противницы мне в этот раз было мало. Не знаю, что на меня нашло. Продолжая держать неуемную девицу за волосы, я потащила ее к двери.
– А-а-а… Мое платье! Блесс!
Хлопнула дверь.
– Я пришлю его тебе завтра. – Лестница. – Платье, не Блесса.
Как же приятно оказалось собственноручно вытолкать ее вон!
– Дешевка! Пустышка! – Подозреваю, все соседи сейчас поучаствовали в наших кошмариках. – Он тебя не любит!
– Ну и не надо, – философски пожала плечами я и с чувством закрыла дверь у вопящей девицы перед носом.
Фу-х!
Ну красота же.
Вот теперь можно вернуться в кроватку и досмотреть сон о дельфинах.
– Между прочим, артефакт зарнов. Понятия не имею, где она его добыла. – Блесс ожидал меня у дверей наших комнат, постукивая тонким ножиком по ладони и глядя слегка ошалело. – Их народец практиковал странные и болезненные брачные церемонии. Надо было вонзить вот это в грудь партнера, и если есть совместимость, сработает магия.
– Поздравляю, тебя только что не то чуть не прирезали, не то едва не женили. – Я даже не пыталась скрыть ехидства.
– Даже не знаю, что хуже, – усмехнулся жених.
– Но если у нас когда-нибудь дойдет до брачной ночи, пожалуйста, сделай так, чтобы в процессе не появилось ни твоей бывшей, ни холодного оружия.
Я с чувством закрыла дверь и перед ним тоже.
Не жизнь, а сплошное цунами.
Дельфины, я иду к вам!
Сказав, что внезапно зажглась жаждой знаний, я совру. Еще в приюте, где существовала призрачная возможность получить стипендию и как одаренная ученица перебраться в круг повыше, я мечтала найти приличную работу. Ну, чтобы не надрываться, но при этом и не спать с кем попало за деньги. К слову, на моей памяти мифическую стипендию так никто и не получил… Но сейчас не об этом. Оказавшись там, где я оказалась по прихоти Луны – или, вернее, неких неизвестных мошенников, – я не поменяла взгляды на жизнь.
Однако встреч с учителями не пропускала.
Этикет немного бесил, хотя преподавательница, на первый взгляд показавшаяся холодной и какой-то кукольной, относилась ко мне с явной симпатией. Если бы не Ирис, я бы сказала, что ко мне все хорошо относятся… а так ничего, гармония. Так вот, госпожа Эмбер рассказывала всякое такое. Как и с кем говорить, а с кем я вообще не должна сама заговаривать, как держаться с женихом на людях, даже как мешать чай в чашке и как есть торт. А я страдала. До тех пор пока не начала записывать основное в блокнот, выделяя цветом поводы. Дойдет до дела – прочитаю. Правда, теперь я вообще не уверена, что рискну на людях есть торт, особенно если в этот момент надо будет как-то держаться с женихом и избегать общества других высокопоставленных магов, чтобы не сболтнуть что-то не то.
Луна, за что?!
Риторический вопрос, разумеется.
Задам его, когда у Блесса дойдут руки разобраться с организаторами подставы.
Знания, которые давала другая преподавательница – госпожа Юлисса Дорнвуд, – были в сто раз полезнее мишуры правил и приличий. Да что там, уже сама профессор Дорнвуд поражала. Она не уступала впечатлением бабушкам Блесса, являлась магом, отдавшим силу почти до капли за жизнь Ньэгга, и самим своим существованием доказывала, что жизнь «после» возможна. А еще доказывала это цветущим видом и огнем в глазах. Ей должно было быть лет сорок, но выглядела она так, будто у нее вообще нет возраста. Молодой и очень старой одновременно.
Полтора часа в день она рассказывала мне о Ньэгге и обо всем, что мне хотелось бы знать. Потому что, по ее мнению, только я сама могу решать, что для меня прямо сейчас важно.
Ну и я спрашивала, конечно!
Обо всем.
Разговоры с ней и на уроки-то не походили.