Лазурь

Ребята сидели вокруг костра, разведенного на крыльце, у самого входа в здание. Толстая, обитая листовым металлом станционная дверь с огромным, чудом сохранившимся окном была кем-то снята с петель и аккуратно приставлена к внутренней стене зала ожидания, его мозаичный пол из советской авантюриновой плитки, усеянный невесть откуда взявшейся каменной крошкой, был аккуратно расчищен на небольшом пятачке, на котором уже ждали подготовленные спальники. Путешественники у костра слушали, как оттуда, из глубины зала, доносятся порожденные не то ветром, не то еще чем-то звуки: щелканье, потрескивание, шорохи. Нехитрый ужин из консервов и печенья был съеден – только Катя сообразила взять с собой несколько отварных яиц, картофелин и сушеные фрукты, которые разошлись среди голодных товарищей в мгновение ока. Чтобы окончательно согреться, ребята заварили травяной чай в котелке. Иван потягивал какую-то, судя по запаху, явно алкогольную жидкость из собственной фляги.

– Что здесь случилось? – спросил Димка, замотавший ногу полотенцем на манер портянки и протянувший ее поближе к живительному теплу костра. – Что именно было пятнадцать лет назад?

Сталкер помолчал, глядя куда-то в темноту и прислушиваясь к ночным звукам окружающего леса, повернулся к парню и отрывисто сказал:

– Зона. Изменилась. Деформировалась.

– Это я знаю, – кивнул Димка, – нам еще в школе рассказывали о перезагрузке Зоны и неклассической физике. А что случилось в действительности? Не в смысле научных объяснений. Как это было?

Слова проводника сыпались, будто свинцовые дробины.

– Страшно. Я помню старую Зону. ЧЗО. Ходил сюда, когда был как вы. Станция Вильча была еще действующей, ездил сюда на товарняках, а дальше пешком. Потом все перевернулось. Говорят, что был какой-то взрыв. Но это было не как взрыв. Как будто пространство скомкали, а потом снова выпрямили. Там, где остались складки, возникли аномалии. Я был на старой окраине, когда все поменялось, а оказался вдруг почти в центре. Без оружия, без экипировки. Зона расширилась, расползлась. Набежали военные. Тогда никто не знал, что делать с появившимися мутантами, общаться или воевать. Никто ничего не понимал. Мне повезло, я попал в «горелку»… Аномалия такая. Но меня вовремя спасли. Вылечили. Я ушел отсюда на три года. Потом вернулся насовсем.

– Почему вы не остались там, снаружи? – спросила Аня, кивнув в ту сторону, откуда они пришли.

– Потому что это мои места. Я знал здесь каждую кочку, каждое дерево. Я изучал здесь все десять лет до того, как Зона поменялась. Потом привык и к новой.

– Скучаете по тому, как все было прежде?

Сталкер вздохнул глубоко и тяжело, так, будто речь шла не о воспоминаниях юности, а о потере близкого человека, после чего, будто стальной брусок, выронил из себя только одно слово:

– Очень.

Иван замолчал и приложился к фляжке, разливая вокруг терпкий аромат крепкого напитка. Ребята тоже притихли.

– Раньше была радиация, – снова заговорил сталкер с хрипотцой в голосе. – Была память о трагедии восемьдесят шестого. Это страшно, но понятно. А теперь все поменялось, и понимания больше нет. В итоге все смешалось из-за той перезагрузки.

– Центр Зоны. – Степан, сидевший на ступеньках, чуть подался вперед. – Он прямо на станции или уже нет?

– Нет. Многие говорят, что он в старом городке ученых неподалеку от нее. А наверняка никто и не знает.

– Вы были и там, и там? – спросила Катя, глядя на проводника мерцающими от костровых бликов глазами.

– В городке был. До ЧАЭС не доходил ни разу. Это очень сложно.

– А кто доходил?

– Некоторые, – уклончиво ответил сталкер и отвернулся, чтобы снова прислушаться к гулкой разноголосой ночи.

В аспидном мраке угадывалось сплетение древесных ветвей – совсем рядом, буквально в десятке метров от стены заброшенного вокзала. Но маленький костерок будто терял свой свет в неизбывной круглосуточной тусклости и не мог пробить пелену темноты дальше, чем на пять-семь шагов.

Лена дремала на плече Димки, пригревшегося и оттого тоже клевавшего носом. Аня, вооружившись фонариком, пошла в здание, вслед за ней направилась и Катя, не забыв прихватить зеркалку. Степан кемарил прямо у костра. Иван сидел тихо, изредка клацая ногтем по экрану своего смартфона или вороша палкой костер.

Вой прорезал ночь гораздо легче любого света. Он раздался резко, внезапно, будто со всех сторон: жуткий, до слез тоскливый и чрезмерно громкий. Ребята повскакивали с мест, из домика высунулись девчонки, проводник встал и положил руку на цевье автомата.

– Сидите. Они далеко. Уйдут.

– Кто это? – прошептала испуганно Катя.

– Псы, – бросил сталкер, прищурился и в несколько широких шагов растворился в темноте, оставив после себя легкий шелест потревоженных веток. Через пару секунд шелест также сошел на нет.

Ребята оцепенели. Прошло две минуты. Потом пять. Потом еще пять. Ни сам сталкер, ни издаваемый им шелест больше не проявлялись. Впрочем, вой, к счастью, тоже не повторялся.

– И что теперь? – почти одними губами прошептал Димка.