От долгого движения по узкой спирали вслед за небольшим пятном света у Бэленджера начала ощутимо кружиться голова. Он уже добрался до третьего этажа и продолжал спуск, все так же прощупывая молотком пространство перед собой.
Шорох в динамике.
Бэленджер поднес рацию к самым губам, прикрыл микрофон ладонью, чтобы по возможности приглушить эхо, разгуливавшее по шахте винтовой лестницы, и нажал кнопку «передача»:
— Карлайл страдал агорафобией. Я постоянно думаю: что же могло заставить человека, всю жизнь избегавшего выхода на открытое место, покинуть отель и покончить с собой не где-нибудь, а именно на пляже, перед бескрайними просторами океана?
Сорок семь. Сорок восемь.
— Казалось, что этому нет объяснения. Но теперь я кое-что понимаю. Случилось нечто такое, что испугало его гораздо больше.
Бэленджер не сомневался, что пятьдесят уже было. «Винни, — мысленно взмолился он, — ради бога, сделай то, что я тебе сказал!»
— Я не делал ему ничего плохого, — произнес голос.
— Вы не были хорошим сыном.
— У вас что-то голос изменился.
Бэленджер представил себе, как Винни, следуя его указаниям, прибавил громкость своей рации и положил ее на пол. Он представил себе Ронни, вскинувшего голову в направлении, откуда вдруг послышался громкий голос Бэленджера. В следующее мгновение из его рации донесся приглушенный грохот выстрела дробовика. Напрягая слух, Бэленджер пытался уловить ответный выстрел пистолета, но как раз в этот момент здание сотряс очередной раскат грома, заглушивший все на свете, даже шорох статических разрядов в динамике.
А затем молоток наткнулся на какое-то препятствие. У Бэленджера кровь застыла в жилах. Он опустился на колени, увидел кровь на лестнице и принялся напряженно вглядываться вперед. Да, она была там — туго натянутая металлическая ленточка, тонкая, как проволока. Покрывавшая ее потемневшая кровь делала ее почти невидимой в тени.
Он лег на спину и протиснулся под проволокой. Поднимаясь на ноги, он услышал в динамике очередной характерный шум, извещавший о вызове, но решил проигнорировать его и продолжал осторожный спуск, еще более тщательно прощупывая молотком темноту перед собой. Он уже мог различить нижнюю площадку лестницы.
И только сейчас он позволил себе обратиться к тем мыслям, которые по пути старательно отгонял от себя. Что, если Ронни взял у мертвых не только рации? Что, если он взял также и очки ночного видения, чтобы никто больше не смог ими воспользоваться? В таком случае оставшийся им выбор совсем не так широк, как он хотел внушить тем, кто остался наверху. Черт возьми, не исключено, что его вовсе не осталось!
Наконец он добрался до низу. Из-за тесноты помещения запах смерти здесь был невыносимо резким. Луч фонаря осветил сразу два трупа. Мэк и Джи Ди лежали в большой луже крови, с глубокими одинаковыми разрезами поперек бедер и перерезанными шеями. К ним вели со стороны кровавые отпечатки ног. Судя по всему, Ронни подошел к ним, прикончил раненых ножом и забрал рацию. Следы, казалось, выходили из стены и уходили в стену. Здесь, конечно, находилась одна из многочисленных потайных дверей, но Бэленджер не имел ни малейшего представления о том, как ее открыть.
Он присел на корточки и осмотрел мертвецов. На каждом из убитых действительно были надеты очки ночного видения. Бэленджер протянул было руку, но тут же вспомнил, как солдаты в Ираке подрывались на минах, спрятанных под мертвыми телами своих товарищей, и всмотрелся повнимательнее. И впрямь, под левым плечом Мэка что-то лежало.
И под тело Джи Ди тоже было что-то подсунуто. Это совершенно не бросалось в глаза. Вряд ли кто-нибудь мог заметить ловушку, если он не прошел закалку в аду Ирака и не знал, что доверять нельзя никогда и ничему. Эти мины имели очень простое устройство: нажим лежавшего сверху тела удерживал детонатор на месте. Если бы Бэленджер сдвинул один из трупов, то от прекращения нажима тут же произошел бы взрыв.