Лазутчики

— Аманда говорит, что ты обращался с нею с пугающей вежливостью. Не считая, конечно, того, что то и дело запирал ее в хранилище. Но ведь, черт возьми, никто не идеален, правильно? А потом ты заставил ее снять с себя все и ходить в ночной рубашке на голое тело. Что случилось, Ронни? Ты решил, что с ухаживанием можно наконец покончить? Ты вкусно кормил ее. Ты развлекал ее. Ты показал ей, что ты самый настоящий сказочный принц. И в конце концов ты решил, что тебе нужно получить что-то взамен. Ведь ты же светский человек, правда? Ты знаешь, как полагается играть в такие игры. Но вдруг ты начал злиться. Ты назвал ее шлюхой. Наверно, из-за особенностей твоей сексуальной организации ты чувствовал себя слабым и обиженным, верно? Я готов держать любое пари, что если не сегодня, то завтра ты начал бы избивать ее. А потом ты проникся бы ненавистью к себе за то, что позволил своей слабости и подавленным влечениям взять верх над тобой. Возможно, ты ощутил бы ненависть к себе за то, что желал ее, а к ней — за то, что она была женщиной, которую ты хотел. А вот и другой вариант. Кстати, он мне больше нравится. Скорее всего, ты в очередной раз возненавидел бы себя, потому что считал, что должен хотеть ее, но не хотел. Возможно, ты не испытываешь вообще никакого сексуального влечения, и это до крайности тревожит тебя. Ты получаешь наслаждение от приготовления и поедания блюд, известных только немногочисленным гурманам, от чтения Пруста и просмотра кинофильмов для избранных. Но когда дело касается отношений между мужчиной и женщиной, выясняется, что это тебя нисколько не интересует. «Что со мной происходит?» — все время спрашивал и спрашиваешь ты себя и говоришь себе, что нужно что-то предпринять. Поэтому ты и заставил ее надеть ночную рубашку. Это должно было подействовать на тебя возбуждающе. Но не подействовало, и ты возненавидел эту женщину за то, что она не смогла заставить тебя почувствовать себя мужчиной. Ты прекрасно знал, чем все кончится. Все шло точно так же, как и с другими. Ты не мог заставить себя оттрахать ни одну из них и потому душил их всех, чтобы скрыть свой позор и свою неполноценность. Ты говорил себе, что, возможно, следующая женщина сумеет сделать так, чтобы ты все-таки почувствовал, что значит быть мужчиной. В следующий раз. Все всегда откладывалось на следующий раз, верно?

В динамике резко треснула невидимая молния. Аманда и Винни в ужасе уставились на Бэленджера.

— Так, значит, вы не только солдат-неудачник и никудышный полицейский, но и психолог-шарлатан? — издевательски проговорил голос в рации.

— Детектив. Я был детективом. И полагаю, что из раскопок, которые ты провел насчет меня, тебе так и не стало известно, какие преступления я расследовал. Хотя, возможно, ты заставил себя не обратить на это внимания, потому что не хотел думать о своей собственной проблеме. Сексуальные преступления, Ронни. Я расследовал преступления на сексуальной почве. Я ясно вижу содержимое твоей башки, и оно хуже, чем жижа в нужнике.

Ронни. Бэленджер был уверен, что за этим именем стоит что-то еще такое, что он уже знает.

— 1968 год, — сказал Бэленджер в рацию. — Тогда была сделана фотография, на которой ты стоишь рядом с Карлайлом. На обороте снимка проставлена дата: 31 июля 1968 года. Месяц спустя исчезла Айрис Маккензи. — К концу того же года Карлайл закрыл отель, распустил его персонал и остался жить здесь один. Хотя, возможно, он был не один. Ронни... Ронни... Почему это имя...

Бэленджер торопливо листал содержимое папки, страницу за страницей, не сомневаясь в том, что вот-вот разыщет то, что может быть связано с этим именем. Но, когда открыл нужную страницу и пробежал глазами ее содержание, у него похолодела спина.

— Рональд Уайтейкер.

— Что?! — спросил голос.

Глава 54

— Ронни. Рональд. Четвертое июля 1960 года. Рональд Уайтейкер.

— Заткнись! — рявкнул голос в рации.

Словно в ответ ему оглушительно раскатился гром.

— Твое настоящее имя — Рональд Уайтейкер.

— Заткнись! Заткнись!

Сквозь шум дождя Бэленджер услышал грохот снизу. Не из люка. Дальше и ниже. Положив палец на спусковой крючок пистолета, он отпер засов, откинул крышку люка и увидел сквозь очки пустую витую лестницу, словно окрашенную в зеленый свет.

— Заткнись! Заткнись! Заткнись! — продолжал вопить Ронни.

Прислушиваясь к звукам ударов, Бэленджер соскользнул по лестнице и сквозь большую дыру, пробитую в стене, выглянул в разоренную гостиную Данаты.

Действительно, дверь сотрясалась от толчков с той стороны, и эти толчки были настолько мощными, что баррикада раскачивалась и, как показалось Бэленджеру, могла в любой момент поддаться яростным усилиям атакующего.

— Твоя мать умерла, — сказан Бэленджер в микрофон, — а твой отец оказался негодяем из негодяев и растлил тебя.

— Я с тобой сделаю такое!.. Ты будешь умолять, чтобы я тебя прикончил! — проорал Ронни из-за двери.