Читаем Лбюовь полностью

Или вот. Я работала на радио и делала блиц-опросы на улицах: двадцать – тридцать человек отвечали на какой-нибудь один вопрос, иногда политически актуальный, а иногда – довольно странный. Однажды решила опросить только женщин: нравятся ли им, когда мужчины носят бороду и усы? Оказалось: почти все были против бород. При этом ни одна не призналась, что борода щекочется, или там царапается, или нехорошо, когда в ней застревает капуста из щей. Но раз пять прозвучало слово, которое поставило меня в настоящий тупик. «Борода, – заявляли они, – это неестественно». А одна еще добавила: «Неестественно и некультурно».

То есть, если не умничать, а рассуждать на бытовом уровне, естественно = привычно.

Но самые дивные логические финты происходят, когда в пылу пропаганды каких-то идей начинают ссылаться на социальное поведение самых вообще естественных существ. То есть – животных.

Между прочим, это происходит постоянно.

Я была, например, на одном «круглом столе», посвященном вопросам участия российских женщин в политике (скорее, как известно, неучастия), и там, как водится, оказался дядя, который примерно полчаса говорил о петухах и курах. В том смысле, что если курицы начнут сидеть на заборах и кричать, а петухи – пытаться высиживать яйца, то все пойдет кувырком, цыплята передохнут и курятник развалится.

Этот пример – с курятником – любимейший довод сторонников патриархата; они его приводят постоянно. Между тем пример удивительный. Поскольку он предполагает, что:

– социальное устройство курятника идеально само по себе;

– социальное устройство курятника является эталоном по отношению к человеческой семье и человеческому обществу;

– биологический вид «курица домашняя» должно являться для биологического вида «человек разумный» бесспорным образцом для подражания.

Согласиться с этими утверждениями, честно говоря, довольно трудно. И не потому, что высиживать цыплят якобы скучно, а орать на заборе увлекательно. А потому, что «кура домашняя» (как, впрочем, и домашний петух) – случай какой-то уж очень незавидный. Ни мозгов, ни крыльев. Отвратительное сексуальное рабство в этом самом курятнике. А на птицеферме? И вовсе макабр.

А если копнуть чуть глубже, выясняются и вовсе удивительные вещи. Предками наших домашних кур были дикие курицы, которых называют навозными – они устраивают кладки яиц в теплом перегное. Это очень разумно: получается такой природный инкубатор. Но только надо следить, чтобы температура была ровной, чтобы яйца невзначай не сварились бы, но и не замерзли. Поэтому их надо то закапывать поглубже, то, наоборот, давать слегка проветриться… Всей этой кропотливой работой занимается самец, петух. Самочка навещает его нечасто. Живет какой-то своей жизнью: гуляет с подружками, тусуется, пьет коктейли. В роли интеллектуала я, конечно, против всяких неаккуратных и спекулятивных аналогий с миром животных, но иногда эти аналогии бывают довольно приятными.

<p>Ёлка</p>

«У вас будет настоящая или искусственная?» – весь декабрь этот вопрос приходится слышать по десять раз в день. «А вы уже нарядили?» «А встречать дома будете?» «А 31-го работаете?»

Ёлка – главный ньюсмейкер среди деревьев. Как декабрь, так скудеющие выпуски новостей норовят оживить с помощью еловых сюжетов. Где самая высокая. (Раньше было всегда понятно где – на Красной площади. Увенчанный пятиконечной звездой идеально симметричный зеленый конус так чудесно рифмовался со Спасской башней, что Кремлевская Ёлка воспринималась как полновесный и непременный атрибут советской государственности. И не могло быть ни малейших сомнений, что именно символизирует эта звезда на ёлке – конечно же, солидарность пролетариев пяти континентов!) Дальше: сколько ёлок вырастили, сколько привезли на продажу, сколько нарядили. В прошлом году вот стало известно, что в Москве ёлочных базаров в два раза меньше обычного, и сразу стали говорить: это мэр Лужков лоббирует интересы жены своей Батуриной, пластмассовой королевны. Будет меньше живых ёлок – больше продастся искусственных. И огромные ели, которые красуются на площадях и главных улицах, тоже теперь искусственные, а не привезенные ритуально из Сибири, как это делали раньше. Хотя не думаю, что это спасет сибирские леса.

Вообще ель – не самое ценное дерево. Еловые леса мрачные, темные. Растут елки быстро и часто, как крапива, и, если за этим не следить, норовят вытеснить другие деревья. Красивыми бывают только ёлочки, которым повезло вырасти на просторе, остальные выглядят как ободранные мочалки. Еловые иголки слишком мелкие и твердые, шишки тоже не особо хороши, и смола слишком липкая. Зато необыкновенно звонкое имя. «Ель» – это очень красиво, и «ёлка» тоже. Я знаю по меньшей мере трех Елен, которые предпочитают, чтобы их называли Ёлками, Ёлочками. И еще есть Женя Войцеховская, которая в детстве на вопрос «Как тебя зовут?» всегда отвечала: «Леночка Зайчикова», а если возникали сомнения, поправлялась: «Ладно, по правде Катя Ёлкина».

Перейти на страницу:

Похожие книги