ЛЧК (Записки старого человека)

Крылов позвал меня, он собрал наконец вещи, я помог ему перебраться, вернулся, с облегчением снял ботинки, лег, накрылся рваным, но теплым одеялом, которое он оставил мне, — и остался один. Кровать мягко опустилась и обхватила меня с боков. Совсем как в детстве, на раскладушке — безопасно и тепло… Вот и вернулся. Никто не узнает меня, слишком много времени прошло. Девочка эта совсем взрослая, живет далеко, а кот… кот давно умер, они ведь столько не живут… Отсюда был виден угол оконной рамы и кусочек выцветшего, синего с белилами неба. Злоупотребляем белилами. Что поделаешь — север… А небо становилось все светлей, и на нем отчетливо проступил зубчатый след. Шов на коже… такой хорошенький ровный шовчик. Медичка сказала: "О, как зажило!" Это в первый раз, потом заживало не так. Нет, это не шов, а молния, и небо — не небо вовсе, а голубоватый ситец, как на том кресле, на балконе, которое я помнил с детства. Молния бесшумно расползлась, из прорези вылезла большая рука, поросшая рыжим волосом, согнула корявый палец, и вежливый хрипловатый голос сказал:

— Ну, ты, иди-ка сюда… нет, подойди, падла…

Это уж точно мне. Вставать или не вставать? Сил нет, а не встанешь все равно поведут. Я с трудом вылез из мягкой люльки, всунул ноги в растоптанные ботинки. Шнурки?.. Зачем, наверное, идти недалеко…

— И душу, душу свою возьми, — сказал тот же голос. На столике лежала коробочка из-под рисовального угля, обтянутая резинкой. Там была душа, я взял ее и вышел.

Идти было недалеко. У парадного стол, накрытый зеленой тканью, за ним сидели двое. В большом кожаном кресле расположился декан Лунц, старик с лицом ученой свиньи, которая в молодости освоила несколько трюков и возомнила себя человеком. Слева от ученого на подлокотнике сидел тоненький белокурый мальчик, наш комсомольский вождь студент Белов. А, вот и Белов здесь. Толстая лапа декана поглаживала бедро студента. Ого, этого за ними я не знал… А за креслом стоял Подлинный, парторг факультета, человек с лицом боксера и улыбкой сводника. Он даже декана несколько смущал и после очередной оргии исчез, а через несколько лет объявился в столице, советник знатного вельможи, светло-серый костюм, золотые очки… С деканом и парторгом у меня были ясные отношения, а вот Белов удивлял. Талант, ученик знаменитого Лотмана, как же так?..

Мои размышления прервал Лунц:

— Дайте ваша дуща, — он брезгливо взял коробочку и стал ее простукивать.

"Перкуссия, — подумал я, — душа забьется в угол, и ничего он не услышит…"

Но простукивание удовлетворило ученого:

— Положите дуща во-он туда, — он указал под дерево. Там стоял большой фанерный ящик для посылок, в нем уже лежало несколько десятков коробочек, также обтянутых резинкой. А как же надпись? Коробочка-то не надписана…

— Ну, всё? — нетерпеливо махнул рукой Лунц. Я наклонился — все не надписаны… ну и ладно — и положил свою душу в ящик…

Вокруг было пусто, ни волнения, ни очередей, никто не спешил сюда.

— Что вы еще хотите? — с некоторым уже раздражением спросил декан.

– Я?.. ничего, вы сами меня вызвали…

Подлинный наклонился и что-то зашептал Лунцу на ухо, с другой стороны к нему склонился мальчик Белов… Я отошел в сторону. Небо осталось расстегнутым, руки не было, за разрезом виднелась стена, красная, кирпичная, с высокими зубцами…

— Подойдите, — сказал декан. Он протянул мне коробочку, на ней печатными буквами было написано: "Возвращается. Невостребовано адресатом".

— Так быстро?..

— У нас все быстро, — самодовольно сказала свинья, как будто демонстрировала свой лучший трюк.

Ящик стали заколачивать — тук-тук-тук… а я уже был где-то в другом месте, в сумерках, в тепле, и передо мной маячила странная фигура, расположена она была перпендикулярно моему телу… Сознание медленно возвращалось — и я понял, что лежу на старой, продавленной кровати, а передо мной стоит человек:

— Ты новый жилец? Я суп приволок от Анемподиета — это тебе пенсия…

Я вспомнил, что управдом обещал мне суп. Когда-то город осчастливили огромной партией сухого вермишелевого супа с мясом. Потом не стало жителей, разъехались или исчезли, и нескольким старикам этих пакетов хватит на много лет, но, пожалуй, они умрут раньше, а суп останется… Ящик с пакетами притащил Коля, он жил надо мной на четвертом этаже. Коля бегал по всему дому без обуви, в толстых шерстяных носках, и мог появляться неожиданно и совершенно бесшумно. Лицо у Коли широкое, с маленькими, косо посаженными глазками, спрятанными под стеклами очков, толстых, как линзы телескопа, с оправой, замотанной шерстяной ниткой… А нос интересный — огромный, распластался по лицу, с битой-перебитой переносицей, с вялыми сизыми лопухами ноздрей. И голова у Коли необычная — сплющена в висках, как бывает у младенцев, которых силой вытягивают на свет Божий. И штаны у него непростые, вообще не застегиваются, не сходятся, и из широкой прорехи торчит Колин живот, обтянутый снизу трусиками в белый горошек. Потом я часто встречался с этим необычным Колей, и будет время рассказать о нем. А пока он ушел, я встал и вышел на балкон.