Льды и люди

В январе 1904 года разразился с неимоверной силой снежный ураган. „Америку“ сорвало с якорей и унесло в бушующую тьму. Больше ее американцы не видели. Пережив в Теплиц-Бае полярную темноту, Фиала вместе со спутниками отправились на пони и собаках к Кап-Флоре. На Кап-Флоре им пришлось остановиться на вторую зимовку. Ни одному судну не удалось в то лето достичь архипелага. Только в следующем году экспедиция Фиала отплыла в Америку на искавшем их судне „Терра Нова“.

Вот причина находки Альбановым и Кондратом на Кап-Флоре в домах Эльмвуда всевозможных вещей с клеймом „Циглер“. Вот как туда попал обрывок английской юмористической рукописной газеты. Вот кто был Циглер, следы экспедиции которого мы встречали еще в развалинах зимовий на острове Альджере. Кавалеристам не суждено открывать северный полюс. Даже если в экспедициях участвуют пони. Золото всех миллионеров не может заменить одной непреклонной воли Нансена. Не спасли рекордсменские экспедиции Циглера и бочки с вином, заготовленные для распития на северном полюсе. Бочки с клеймом „Северный полюс“ сгнили в болотце на Кап-Флоре.

На северном полюсе пить из них вино Болдуину и Фиала не пришлось.

ИДЕМ НА ПОЛНОЧНОЕ СОЛНЦЕ

…Идем на юг, на полночное солнце.

Полчаса назад Янцев, как в день 15 июля, звонко возвестил:

— Якорь чист!

Так же, как в день ухода с материка, торжественно-прощально воет сирена. 80 градусов северной широты. Стихия и… потрепанный арктическими рейсами ледокол. Впереди полярные льды, за льдами — неизвестность. Может быть льды не пропустят „Седова“ в этом году на материк?

… Мы уходим из бухты Тихой на материк. В валунах у креста Зандера выросло новое здание радиостанции. К стене его прибита гвоздями шкура морского зайца — первый охотничий трофей Тимоши на архипелаге. Оба здания разукрашены разноцветными флагами. Разноцветные сигнальные флаги колышутся и на реях „Седова“. Час назад мы длинной цепью, как на остров Белль, пробирались по льду с ледокола на берег. Шли гуськом, осторожно и внимательно осматривая поверхность льда. Богатый опыт „утопленников“ пошел на пользу. Сегодня „топился“ ходивший в последний раз на охоту к Рубини-Рок Урванцев.

Боцман Янцев за вчерашний день, во время выгрузки, троекратно крестился в ледяной иордани. Его не успевали вытаскивать из полыней.

Все матросы и кочегары „Седова“ одеты в лучшие заграничные костюмы. Мы идем прощаться с остающимися на архипелаге.

… И вот ревет сирена. Залп.

                                       — Ура!

                                                  Залп.

По торосам, сопровождаемые собаками, идут двое зимовщиков. Они машут прощально оленьими шапками, что-то кричат. Сирена и залпы заглушают их голоса. Вскинув на плечи винтовки, медленно, оглядываясь, они идут обратно к берегу. Мне вспоминается рассказанная Илляшевичем сцена первого прощания. Так же вот точно было. Все так же. Только тогда оставалось семь человек, сейчас — одиннадцать. Советская колония на острове Гукере выросла.

Сзади идущего в Британский пролив „Седова“ на волнах подпрыгивает моторная лодка. В нее вместилась почти вся колония. Иванов улыбается. Около него сидит загрустившая Демме. Машет поднятой над головой винтовкой Тимоша, серьезен бывший шофер Ворошилова великан-моторист Плосконосов. Молча смотрит вслед уплывающему „Седову“ заскучавший о Малых Кармакулах Иван Кузнецов.

— Счастливо ночевать! — кричит Тимоше и Кузнецову Журавлев.

— Тебе на Северной ладно же жить!

Вслед за Журавлевым мысленно повторяем все мы:

— Счастливо ночевать!

Мы тоже никак не гарантированы от ночевки во льдах Арктики.

При выходе из бухты Тихой, когда отдалились, туман слился с ее ледниками. Давящее впечатление… Ледники опрокидывались на нас серыми движущимися куполами.

ГОЛОСА БОЛЬШОЙ ЗЕМЛИ

Туман спал, когда вышли из зева Британского пролива в открытое море. На льдах нежились под последним солнцем морские зайцы. Льды были легкие. Нам опять везло. Трещины, бежавшие в разные стороны от ледокола, раскалывали ледяные постели морских зайцев. Морские зайцы бултыхались в воду, вызывая своей трусостью презрительные вопли следовавшей за „Седовым“ стаи серебряных чаек с Рубини-Рок. Чайки провожали нас до кромки последних льдов. Они ловили мелкую рыбешку, оглушенную винтами „Седова“.

…Ночью Гиршевич установил связь с ждущим нас у Новой Земли ледоколом „Сибиряковым“. Он привез уголь „Седову“.

В тесной радиорубке я узнал всю великую власть и силу радио.

Только в полярном море можно узнать и оценить ее.

РАНД…

           РАНД…

                      РАНД…

— выстукивает Гиршевич позывные сигналы „Седова“. Как все полярные радисты, Гиршевич терпелив и великолепно настойчив. Он может скрипеть в своей радиорубке часами. Наконец, из эфира выходит ответ:

РАНЕ…

           РАНЕ…

                      РАНЕ…

Говорит ледокол „Сибиряков“… Море Баренца… Море Баренца… Ледокол „Сибиряков“.

Я выхожу из радиорубки. Туман. Бьют о борта невидимые волны. Морская густая, тревожная темь. Никого нет в бурной темноте. И попытки Гиршевича получить ответ из океанского мрака кажутся наивными и ненужными.