Льды уходят в океан

Глаза Марины блестели, лицо порозовело. Она подняла бокал и долго смотрела на него. Яркий свет пронизывал тонкий хрусталь, рубиновое вино искрилось, и Марине казалось, что в ее руке горящий факел.

Она улыбнулась капитану и сказала:

— Мы тоже никогда не забываем моряков. Никогда. Потому что они большие наши друзья... Есть такая поговорка: «Душа моего друга — моя душа». Это хорошо. Правда, капитан? Нас спаяло родство душ... Так говорил Марк... Марк Талалин.

...Начались танцы. Марк танцевать не хотел. Он подсел к штурману, бывалому моряку с огрубевшим от соленых ветров лицом. В отличие от своего капитана, штурман был немногословен. «Да, в Бискайском дает! — говорил он. — Тропики?.. Чертовски жарко... Циклон?.. Закрутит так закрутит...»

Марк закурил, поискал глазами Марину. Ее нигде не было. Сначала он не обратил на это особого внимания: наверно, на минутку вышла.

Штурман в это время говорил:

— Андрей Зарубин — настоящий моряк. Дело знает... С ним можно плавать... Вот только насчет женщин... Он щелкнул пальцами, невесело улыбнулся. — Без меры... Не одобряю... Моряк должен быть честным во всем...

Марк тяжеловатым взглядом обвел кают-компанию.

Кружились пары, за столом шел оживленный разговор. Кто-то негромко пел: «Капитан, капитан, улыбнитесь...»

Еще не осознанная, без всякой связи со словами штурмана тревога подкрадывалась к Марку. Он не смог бы объяснить, что с ним произошло. Вдруг стало зябко, будто от иллюминаторов потянуло промозглым, гнилым ветром. Марк невольно вздрогнул. Тыльной стороной ладони провел по лбу — он всегда так делал, когда волновался. Потом опустил руку на плечо штурмана, спросил:

— Что вы сказали?

Штурман не понял:

— О чем ты, парень?

— О капитане... О женщинах...

— А-а... Говорю — не одобряю. Тебе налить?

— Не надо!

Он резко поднялся из-за стола, еще раз оглядел каюткомпанию и вышел.

Тревога не покидала: неожиданный уход Марины из кают-компании и ее долгое отсутствие он теперь связывал со словами штурмана о Зарубине.

На мгновение Марк остановился, подумал: «Этого не может быть! Столько лет дружбы, разве она может обмануть?»

Он уже собрался было вернуться в кают-компанию, как вдруг услышал смех. Ее смех. Так смеяться могла только Марина. Только она...

Марк осторожно, проклиная себя за низость («Крадусь, как ночной вор, чтобы подслушать!»), обошел вокруг палубной надстройки и увидел их.

Они стояли у борта, капитан обнимал Марину за плечи.

Марк словно оцепенел. Ему не хотелось верить, что все это происходит в действительности. Он прислонился спиной к надстройке и даже закрыл глаза. Потом снова открыл.

— ...Рейс закончится — и ты встретишь меня, — говорил Зарубин. — Знаешь, есть такая песенка: «Ты стояла у причала, поджидая моряка...» Хорошая песенка, а?

— Я думаю сейчас о Марке, — сказала Марина. — Ему было бы тяжело, если бы он узнал.

— Тебе его жаль?

Марина не ответила.

— Ты его любишь?

— Он славный...

— А я? — Зарубин приблизил свое лицо к Марине, смотрел на нее напряженно, испытующе. — Кто же для тебя я?

— Ты?.. Сама не знаю. Мне легко с тобой. А с Марком... У него все слишком глубоко. Иногда это угнетает меня.

Они помолчали. Марк продолжал стоять, не находя в себе силы сбросить оцепенение. Ему казалось, что он физически ощущает, как тяжелый груз лег на его плечи.

Марк услышал, как вздохнула Марина, потом тихо сказала:

— Если бы он был не такой честный... Если бы он был не такой чистый... Ты смеешься? Не надо, прошу тебя...

— Ты становишься философом, Марийка. А в такую ночь надо жить. Видишь, какая ночь?.. С твоим Марком ничего не случится. Пусть он останется твоей пристанью, а я...

Два шага отделяли Марка от них. Он оттолкнулся от надстройки, тяжело, с усилием сделал эти два шага и остановился, слегка пошатнувшись, словно от усталости. А Марина на миг застыла и сжалась вся. Такой Марк никогда ее не видел. Никогда.

Марк молчал. Хотелось кричать, а он молчал.

— Это ты, Марк? — растерянно спросил капитан, пытаясь отступить, но за его спиной стояла Марина.

— Я, — ответил Марк. Помолчал и, заикаясь от гнева и волнения, сказал: — А ты, З-зарубин, хозяин г-гостеприимный. Умеешь р-развлекать гостей.

— Обязан, — усмехнулся капитан.

Марк отодвинул Зарубина в сторону, взглянул в лицо Марины.

— Вышел подышать, а увидел п-подлость, — глухо проговорил он. — Ч-человеческую подлость.

Марина не произнесла ни звука. Стояла, плотно сомкнув веки и прикусив нижнюю губу. Ей было стыдно.

Зарубин с издевочкой проговорил:

— Ревность — это пережиток, Талалин. Слышишь меня? Современный молодой человек должен быть выше подобных банальностей.

Марк рывком повернулся к нему:

— Ты мерзавец, З-зарубин. Н-негодяй, каких мало.

Капитан хотел что-то ответить, но в это время хлопнула дверь матросского кубрика. Зарубин насторожился: вахтенный матрос? Чего-чего, а скандала в присутствии кого-нибудь из членов экипажа капитан боялся. Раззвонят — потом оправдывайся...

Прислушиваясь, Зарубин совсем тихо сказал:

— Слушай, Талалин, ты преувеличиваешь. Ничего ведь не произошло. Слово моряка, слышишь? Я пойду сейчас, гости, наверно, заждались...