Льды уходят в океан

Саня и Степан одновременно взглянули на Марка. Они понимали: разговор этот Беседин затеял не зря. Не такой Илья человек, чтобы ни с того ни с сего вдруг вспомнить о том, как его спасли от гибели. Да еще связать это с именем девушки, которая ему близка.

Марк тоже насторожился.

— Говорят, южанки впечатлительны, — беспечно пуская дым изо рта, продолжал Беседин, — Марина небось чуть в обморок не упала, когда ты рассказывал ей о буране. Я ведь ее хорошо знаю… Или ничего?

Марк сказал:

— Слушай, Беседин, мне не хочется говорить на эту тему. Может быть, о чем-нибудь другом?

Беседин усмехнулся.

— О другом? У нас не так уж много общих тем, а тут мы оба в курсе… Почему бы не потолковать по-дружески?..

Марк увидел, как Саня склонился к Людмиле.

Она кивнула, поднялась из-за стола.

— Марк, разве ты не слышишь? Опять блюз. Пойдем.

Марк рассеянно взял Людмилу за руку, повел к колоннам. Отсюда до буфета, где стояла Марина, было совсем близко — всего десяток шагов. И Марк все время туда посматривал, посматривал даже помимо своей воли.

— Я, кажется, все поняла, Марк, — сказала Людмила. — Может, лучше нам всем уйти отсюда? Степа не обидится. Тебе ведь тягостно?

— Не знаю, — признался Марк.

— Все это было давно?

— Все это было давно. Больше двух лет назад.

— И ты ничего не забыл?

— Ия ничего не забыл.

Людмила неожиданно твердо, почти требовательно сказала:

— Ты должен пойти к ней. Сейчас же. Чтобы не думать и не гадать.

Марк негромко ответил:

— Я думаю, но не гадаю. Мы с ней уже все выяснили.

Музыка смолкла, люди потянулись к столикам, а Людмила и Марк, ничего не замечая, продолжали стоять у колонны. Взглянув в их сторону, Илья сказал:

— Недурная парочка… Воркуют, как голуби… Ты спокоен, Кердыш?

— Что ты имеешь в виду? — Саня тоже посмотрел на Людмилу и Марка. — Почему я должен волноваться?

— Женское сердце, как воск, — сказал Илья. — Каждый может слепить из него любую форму. И нежданно-негаданно дать своему ближнему мат. Закон природы…

Саня возмутился:

— Когда ты уже поумнеешь, Илья? И когда ты перестанешь так мрачно смотреть на жизнь?

— Чудак! — Илья засмеялся, но в его смехе не было ничего веселого. — Я просто делюсь опытом… Погляди на Степу. Знаешь, почему он молчит? Могу спорить на сотню рублей, что он согласен со мной. Скажи, Ваненга.

— Скажу, однако. — Степа взял со стола трубку, набил ее табаком, закурил. — Ты шибко плохо живешь, Беседин. Никому не веришь. И хочешь, чтобы другие тоже не верили. Совсем это плохо. Так жили в тундре сорок лет назад. Врагами друг другу были.

Илья молчал. Он, кажется, даже не слышал, о чем Ваненга говорит. Думал совсем о другом. Теперь он был уверен: Марк не встречается с Мариной. Между ними ничего нет. И, вероятно, ничего особенного и не было.

А он-то думал о ней черт знает что! «И когда ты перестанешь так мрачно смотреть на жизнь?» Кердыш прав: нельзя все время не доверять людям… Правда, Санька болван: его деваха не спускает глаз с Марка, а Кердыш и ухом не ведет. А когда поведет — будет поздно. Ну, да черт с ними! В конце концов, если «королева» прилипнет к Марку, она ничего не потеряет. Талалин — парень что надо.

Илья едва заметно улыбнулся своим мыслям. Он сам поймал себя на том, что впервые за несколько месяцев подумал о Марке без зла, с какой-то доброжелательностью. И даже Степан Ваненга, толкующий сейчас о тундре, не вызвал в нем обычной неприязни. Не такой уж он скверный мужик, этот тундряк, вот и к столу пригласил, хотел, наверно, поставить крест на старой вражде. Что ж, это и к лучшему. Сколько можно жить так, как они жили?!

Подошел Харитон и, наклонившись, сказал:

— Тоскливо мне одному, Илья Семеныч. Уходить, что ли?

Илья внимательно поглядел на Езерского, точно впервые его увидел. Шпицберген, та ураганная ночь не прошли для Харитона даром. В глазах у него словно застыли страх и отчаяние. Даже голос изменился — стал глуховатым, с хрипотцой.

— Зачем уходить? Идем-ка за свой столик, мы с тобой еще не посидели.

Он встал, положил руку на плечо Ваненги:

— Знаешь, Степа, давно собираюсь съездить в тундру, поглядеть, как там твой народ живет. От тебя только и слышишь: тундра, тундра… Хочу своими глазами все посмотреть. В отпуск будешь ехать — свистнешь?

— Поедем, однако, — заулыбался Ваненга, — скоро в отпуск собираюсь. Повидишь тундру — шибко весело на душе станет.

Когда Харитон и Беседин сели за свой столик, Езерский спросил:

— Чего это ты перед ними так, Илья Семеныч?

— Молчи, — сказал Илья. — И не суйся не в свое дело…

Марина увидела Марка в тот момент, когда он под руку вел Людмилу к столику. Вот Людмила о чем-то у него спросила, Марк приостановился и, отвечая ей, тыльной стороной ладони отбросил назад волосы — этот жест был так знаком Марине!

Она метнулась за шкаф, притаилась там, не зная, что делать.

Она чувствовала: на нее нежданно-негаданно свалилась тяжкая беда, придавила ее враз, разметала тот покой, который она, хоть и с трудом, обрела в последнее время.