Льды возвращаются

Сюда же, к «рупору народа», явилась делегация от прибывших избирателей. Они хотели очень немного — пожелать конгрессу отвергнуть вето президента, ну и, конечно, вместе с вето и самого президента, который уже не будет иметь никаких шансов на переизбрание.

Узнав о моем присутствии, делегаты сразу же атаковали меня просьбой помочь им вести переговоры с контрессменами в Капитолии. Это предложение меня несколько ошарашило, но мои коллеги теперь уже вполне серьезно посоветовали мне согласиться, поскольку судьба таких трудных переговоров во многом зависит и от того, кто будет их вести…

Так я оказался уполномоченным народа. В сопровождении делегатов я отправился в тот самый Капитолий, по коридорам которого еще недавно бродил с Лиз в ожидании вызова в комиссию Майкла Никсона. Рослые солдаты, стоявшие на мраморных ступенях, циркулем расставив ноги и сжав в руках вполне бесполезные автоматы, пропустили нас.

Я еще не забыл месторасположения оффиса Майкла Никсона и сразу направился туда. В приемной сидела крашеная очкастая секретарша, которая с испугом посмотрела на нас, узнав, что мы — делегация от всех избирателей, наводнивших Вашингтон.

Рыжий Майк тотчас принял делегацию. Выслушав наше желание выступить на совместном заседании палаты представителей и сената, Никсон спросил:

— А кто именно будет выступать с речью?

— Мистер Бредли, — в один голос ответили мои спутники.

Майкл Никсон улыбнулся и, приказав секретарше проводить делегатов в зал заседаний, задержал меня у себя.

— А знаете ли вы, что этот выбор во многом знаменателен? — проговорил Никсон, когда. мы остались одни.

Я развел руками.

— То, что эти люди выбрали уполномоченный именно вас — свидетельство не только вашей популярности, но и большого доверия. — Рыжий Майк прошелся по кабинету. — И такую популярность просто преступно не использовать в высоких целях… Собственно, имя Роя Бредли американцам стало известно сразу же после атомного взрыва в Африке. Вы описали его и, кажется, даже были там после несчастья первым ядерным комиссаром?

Я кивнул головой, довольный, что он не вспомнил об отравленных стрелах и Женевских соглашениях.

— И это вы, мистер Бредли, черт возьми, возглавили знаменитый «план Петрарки», желая зажечь в небе второе Солнце, а потом отдали космическую ядерную бомбу Штабу Солнца?

— Это была собственность моей жены, — попытался оправдаться я. — Она оставила себе на память космический корабль.

— Слушайте, Рой, — сказал он, подходя ко мне и кладя мне руку на плечо. — Человек, проведший у нас в Америке план «миллиарда трещин», действительно может представлять народ. И я желаю вам большого успеха.

У него были не только рыжие волосы, которые не седели, но и веселые рыжие глаза. Я представляю, что с такими глазами вполне можно было удрать с тюремного двора во время шествия на электрический стул, уцепившись за сброшенную с геликоптера лестницу.

— Мистер Бредли, — продолжал он. — Могли бы вы рассказать избирателям, кто вы такой?

Я развел руками.

— Я не умею говорить о себе, сэр.

— Но ведь вы столько видели! Неужели вы ничего об этом не писали?

Кажется, я покраснел, потому что он стал допрашивать меня с куда большим пристрастием, чем на заседании чрезвычайной сенатской комиссии, где я готов был попасть под стражу.

Мне не грозило тюремное заключение за отказ от ответов, но я все рассказал ему… и даже про дневник.

Сенатор свистнул:

— Вот как! И далеко он у вас, этот дневник?

— Сказать по правде, я с ним не расстаюсь, сэр.

— Давайте его сюда.

— Но…

— Ведь вы же уполномочены всеми этими людьми.

— Да, — подтвердил я.

— Так вот. Я требую этот дневник… для них.

Я начал догадываться, что затеял этот человек, я боялся повредить сам себе. Мне показалось это даже смешным… И все же я отдал ему заветную книжицу.

Он повел меня на совместное заседание палаты представителей и сената, где, как известно, я произнес первую в своей жизни речь, которую потом всегда ставил сам себе как образец для всех последующих выступлений.

Смысл моей речи был крайне прост. Я вспомнил нашу встречу с Лиз с живыми скелетами и первые шаги Малого человечества близ Рипптауна. Я рассказал об этом конгрессменам так, как это было записано в дневнике. И закончил словами: «Созвездие солнц должно гореть!»

Вето президента было отвергнуто. Законопроект о совместных усилиях с коммунистическими странами в деле борьбы с обледенением планеты был принят.

Судьба старого президента была решена, актуальным становился вопрос о новом президенте.

Майкл Никсон просил меня не уходить из Капитолия.

Очкастая секретарша достала мне сандвичи, бутылку пива и занимала меня несколько часов разговорами.

Боже мой! Сколько может говорить женщина!..

На улицах ликовала толпа. Там устроили карнавальное шествие, в котором мне очень хотелось принять участие но Майкл Никсон, сидя в своем кабинете, читал мой дневник, и я ждал результатов. Я-таки попал под стражу!

Вечером он вышел в приемную с воспаленными глазами. Он был близорук и не сразу меня заметил, забившегося в угол дивана. Я почтительно встал.