Льды возвращаются (Иллюстрации Ю. Макарова)

Улица,расточительно широкая,как площадь,была едва ли не прямее нашей Пятой авеню и тянулась на десяток миль.Она казалась мне единым монолитом тысячеглазых домов,в которых живут люди иного времени,иной страны. Страны, где повернуты вспять реки,орошены пустыни, разлились по дерзкой воле новые моря, где решено было отказаться от сжигания топлива для получения энергии и где изобилие началось с энергии. Старые тепловые станции дорабатывают свой век, как когда-то забытые теперь паровозы. Здесь отказываются и от сжигания нефти. Уголь и нефть оставляют потомкам, чтобы делать из них ткани и меха, пластмассы, дамские чулки и медикаменты. Здесь почти жертвенно заботятся о будущих поколениях.Ради них люди десятилетиями отказывались от насущного, отдавали жизнь в боях, экономили, строили, воспитывали новых людей для жизни по-новому. Это новое невозможно постигнуть.

Можно еще понять,что электричество применяют повсюду,заменяя им и бензин и газ, не жгут больше дров даже в деревнях, можно еще понять, как небольшой электрической автомашиной,аккумуляторы которой заряжаются у любого фонарного столба, может воспользоваться каждый, взяв ее прямо на улице и оставив потом заряжаться у тротуара для следующего желающего на ней ехать, можно понять начавшееся расселение жителей городов ближе к природе- быстрые средства транспорта позволяют им жить среди лесов и полей,да и места их работы, цеха заводов часто строят теперь не за общей заводской оградой, а рассеянными вдоль шоссе,вблизи новых поселений,- все это можно еще понять, но невозможно постичь их психологию. Для них главным стал не достигнутый комфорт, не устойчивое благополучие, а работа, которая у нас может быть лишь средством достижения всего этого. У них она возводится в ранг потребности. И эта потребность призвана заменить такой естественный стихийный регулятор, как страх безработицы или разорения, наказания или загробной жизни.

Девочка, смешная и милая, еще бутон, полный грядущей силы и прелести, сидя рядом со мной, наивно гордилась всем этим, вместо того чтюбы думать о танцах или выпивке за стойкой, как, увы, делают ее сверстницы у нас.

Первый небоскреб,на который она мне указала, целый город этажей, вместительнее нашего Импайр-стейт-бильдинга,был расположен очень удачно, его капризный зубчатый контур напоминал воздушные замки, которые я в детстве представляла себе, глядя на летящие облака.

И такой же сказкой детства показалась мне симфония красок, которая словно звучит с недавнего времени в городе.Они применили цветной асфальт на мостовой и цветные плиты тротуаров.Машины на улицах встречаются только ярких цветов,их пестрый мчащийся поток в разноголосом шуме города играет красками, как мечтал об этом когда-то Скрябин. Своеобразно использован цвет в домах, архитектура которых пересмотрена теперь в общем плане цветовой симфонии Порода.

Я убеждала себя,что хочу видеть только старину,ее благородный темный налет…Я внутренне протестовала против того, что старое и прекрасное отодвинуто было на задний план,прикрыто новым и чуждым. Это чуждое наступало на меня, теснило со всех сторон, смущало… Мне нужно было собрать все свои силы,чтобы противостоять ему, помнить о долге, приверженности только твоему пути,по которому должен все же пойти наш народ-богоносец,каких бы успехов он ли добился на пути ложном и мнимом.И я оказалась сильнее коварного искуса, смогла посмотреть на вое это холодными главами.

Поперечные улицы то и дело ныряли в туннели,здесь все пересечения сделаны на разных уровнях.

Наконец улица стала узкой, уже не прямой. Где-то рядом чувствовались твои переулки… Мелькали высокие ажурные краны, железные руки, перестраивающие город, но переулки еще были, были… Я только не успевала заглянуть в них…

Но вот мы выехали на мост через совсем неширокую реку, и меня ослепило играющее на солнце золото куполов. Старинные башни, непревзойденные по своей красоте,стены,знавшие следы ядер, соборы, хранившие останки властителей Руси…

Мне предстояло работать в огромном институте, требовалось пройти формальности. Я страшилась. У меня были для этого основания… Не потому ли я так легко оказалась в суете лабораторий Великой заполярной яранги,что работы там умышленно не скрывались?

Я проходила по улице,которую ты знал еще с бульварами,ныне уничтоженными, и рядом с особняком певца,твоего друга,видела высокое здание,где люди говорили на привычном мне языке,но куда я не смела ни зайти,ни говорить, как они…

Мне нужно было оправитися после удара, требовалось вновь найти себя.

Когда-то ты говорил о Великом расколе, повторенном ныне историей с удесятеренной силой,рассказывал о неистовой силе женщины,на которую я должна походить… Я захотела увидеть ее. И я пошла в художественную галерею, крепко сжав зубы. Я искала нужный мне зал и вдруг замерла, словно перед распахнутым окном.Я увидела за ним заснеженную улицу с санной колеей, толпу народа…

Она сидела в розвальнях,грозно подняв руку с двуперстым окрестным знаменем…