И я, раскольница конца двадцатого века,позавидовала ей- она могла перед всем народом поднять закованную в цепь руку, звать народ на истинный путь… Я же должна была таиться и молчать…
Я всматривалась в лица окружавших ее людей. Ужас и сочувствие женщин, материнское горе нищенки, благословение сидящею на снегу юродивого…Я увидела даже тебя, спокойного,углубленного в себя,тебя, странника с посохом, посылающего меня на подвит из чужедальней страны…
Ридом с розвальнями шла сестра и последовательница боярыни Морозовой княгиня Урусова… А кто пойдет рядом со мной?
Я стояла перед картиной,углубленная в свои мысли, и вдруг услышала голоса, говорившие на родном языке.
Я была окружена толпой американцев, которых сразу узнала по произношению и одежде.Их привела маленькая девушка в смешных круглых очках. Она старательно выговаривала английские слова:
— Первые наброски картины позволяют думать,что художник во время работы над картиной видел мрачный кортеж смертников 1881 опода. Через Петербург тогда провезли повозки, на одной из которых спиной к лошади сидела на скамейке Софья Перовская с доской на груди, где было написано: «Цареубийца». Первый набросок боярыни Морозовой художник сделал тоже с доской на ее груди, лишь впоследствии убрав ее.
Дедушка! Ты только подумай! Героиня, которую ты мне ставил в пример, оказывается, списана с цареубийцы!…
— Софья Перовская,прикованная цепью за руки, ноги и туловище к скамье, была в черном арестантском одеянии, на голове ее был черный платок в виде капора,как и на этом этюде,- девушка указала на другую стену зала, где развешены были эскизы к большому полотну.- На ее бледном лице, как говорили, играла уничтожающая улыбка, глаза сверкали. Очевидец записал: «Они прошли мимо нас не как побежденные,а как триумшиаторы, такой внутренней мощью, такой непоколебимой верой в правоту своего дела веяло от их спокойствия».
Я не мопла стоять, опустилась на стул, который кто-то подвинул мне. С кого мне брать пример? С цареубийцы? Ведь ты так гордился родством с царствовавшим домом!…
— Вам нехорошо?- спросила меня незнакомая красивая женщина.
Я кивнула головой.
— Я провожу вас, вы позволите? В каком отеле вы остановились? В «Украине»?
Я вышла на воздух вместе с нею,она окликнула такси.Мне не нужен был отель, я остановилась на квартире своей руководительницы,которая жила вместе с дочкой и с мужем-летчиком, постоянно отсутствовавшим. Но н все же села в такси.
Я позволила себе быть несобранной, воображая, что не занята сейчас делом!
Какая это бышва страшная ошибка!…
Мы обменялись с невнакомкой несколькими фразами, и вдруг я поймала себя на том, что говорю по-английски. Она была американкой из той группы, которую привела к картине девушка в очках. И теперь она вела меня в отель «Украина», воображая, что я такая же, как и она, туристка.
— Как вам нравится наша Москва?- спросил на хорошем английском изьике шофер такси.
Я поразилась его произношению. Моя спутница приняла это ікак должное и ютала выражать восторг: ей понравился Кремль, Оружейная палата, она пленена университетом,мечтает поступить на последний курс, она окончила Колумбийский университет.
Я спросила шофера,какое он имеет образование,так владея английским языком.
Шофер ответил, что высшее.
— Вам не удалось найти работу по специальности?- удивилась моя спутница.
Мы стояли перед красным светофором, и шофер мог обернуться. У него были тонкие черты лица, он носил очіки в модной оправе. Он улыбнулся.
— Нет,-сказал он,-я работаю по специальности, Я химик-почвовед.
— Простите, мы все же не донимаем…
Шофер рассказал об удивительном обычае, зарождавшемся в этой непонятной стране, в которой, по словам химика-шофера, многие якобы хотят быть учеными, писателями, художниками… Молодежь поставила вопрос о том, кто же должен заниматься тяжелым физическим трудом, который пока требуется, и обслуживать других? Ведь у всех здесь равные права заниматься трудом чистым и приятым. И вот среди молодых людей нашлись многие, пожелавшие в свободное от основной работы время выполнять самый обыкновенный обслуживающий труд: кто-то работает на канализации, кто-то ухаживает в больницах за больными, кто-то спускается в шахты, а наш знакомый водит такси.
— Мне это доставляет радость,удовольствие. Я люблю водить машину,- говорил он.- Но я и ремонтирую ее…
Он снова удивил нас, отказавшись взять плату за проезд. Плата за проезд у них отменена давно на всех видах городского транспорта, в том числе и за такси.
Мне стало неловко.
— Неудобно,- сказала я,- что мы взяли такси. Мы могли бы доехать на автобусе.
Моя спутница тоже была смущена.
— -Конечно, такси берут, когда торопятся или когда едут с вещами. Но ведь вы иностранки,- извиняюще сказал нам на прощание шофер и уехал.
Моя спутница настояла, чтобы я зашла к ней.
— Меня все удивляет здесь,- говорила она, когда мы поднимались на лифте.- Автомашинами здесь пользуются, как у нас лифтами.
Хорошенькая лифтерша улыбнулась.
Американка снимала в отеле неуютный трехкомнатный номер.