Слова этой песни звучали в его душе и когда он преодолевал двадцатиметровую бездну, отделяющую лоджию его номера от сонной земли. В номере спала Крис, чей капроновый темный чулок он использовал в качестве маски, дрых на этаже в своем кресле дежурный жандарм, не подозревающий, что среди презираемых им хилых интеллигентов найдется человек, способный без разрыва сердца ощутить зыбкую многометровую пустоту под ногами. В своих номерах спали Блох и Бернгри, готовые наутро вновь спорить о судьбе нации и роли интеллигенции в решении этой судьбы.
Время прошло, и его нельзя было повернуть вспять.
Влах, Влах, несчастный сломавшийся человек! Что произошло с тобой, где состоялся надлом твоей души?
Цепкие уверенные шаги патруля заставили Давида затаиться, распластавшись за низким рядом подстриженного кустарника.
— Что там, Щур?
Неприятный голос был у патрульного!
— Сейчас Роки посмотрит, что там!
Собака! Как же ему не повезло! Собака! В своих расчетах он совершенно упустил из виду, что у патрулей есть собаки. Это полностью ломало разработанный Ойхом план.
Что-то с шумом приблизилось к нему, послышалось ворчание, и, подняв голову, Давид встретился с немигающим взглядом рыжего пса. Ойх замер. Пес снова заворчал, но не зло, а как-то недоуменно, словно удивляясь появлению Давида в пустом ночном парке. Давид нащупал нож, захваченный им из номера. Пес снова шумно вздохнул, с неожиданной грацией перемахнул через кустарник и вернулся к хозяину.
— Что там, Щур? — снова спросил патрульный.
— Крыса, должно быть, — отозвался его товарищ. — Здесь полно крыс.
Разговор удалялся, и Давид сел, вытирая ладонями мокрое лицо. Пронесло! Господи, пронесло! Дай тебе, пес, таких же рыжих щеночков! Он пожалел, что не может закурить. Сигарета сейчас пришлась бы весьма кстати.
Окно на первом этаже Больничного Центра было открыто. И в здание Давид проник на удивление легко. В вестибюле он долго читал кабинетный указатель, но все было написано на недоступном ему языке медицинских терминов, и Давид не знал, с чего ему начать.
Он надеялся, что в кабинетах кто-то будет. Иначе его лихой ночной налет терял всякий смысл.
Давид не ошибся.
За дверью с табличкой «Кабинет психоинформационного анализа» разговаривали. Судя по голосам, за дверью было два человека.
— К чему была такая спешка? — басовито сказал человек. — Использовать аппаратуру без предварительных испытаний глупо, согласитесь!
— Вы же заверяли господина Тэта, что убеждены в действенности машины, — колко отозвался собеседник. — Потом у вас была удачная попытка на острове. Этот… Скавронски… Ведь опыт над ним был убедителен, верно?
— А потом Скавронски покончил с собой! — возразил бас. — Мы еще не представляем, насколько глубоким является изменение личности, чтобы работать с людьми.