Лебеди остаются на Урале

В самом деле, на этот раз повезло: долото вытащили. Все стоят вокруг, наклонившись над ним; Бурану теперь видны только спины и измазанные глиной брезентовые штаны буровиков. Буран не удержался, взбежал на площадку.

Все оглянулись.

— Пришлось повозиться, — сказал Птица. — Сложный случай. Однажды такая же история приключилась в Верхнечусовских Городках…

Доброго настроения Птице хватило только на одну минуту. Он уже командовал:

— Прибрать площадку! Приготовиться к бурению! Утренняя вахта, марш домой спать! Посторонних прошу уйти.

Посторонний — это он, Буран.

Чего же здесь торчать? Надо идти в контору, к директору.

Отойдя сотню шагов, Буран оглянулся, не выдержала душа. Позади уже гудел ротор. Значит, глинистый раствор взметнулся к вертлюгу. Оттуда под большим давлением он проходит в забой, чтобы очистить скважину от шлама. Ротор крутит трубы, и долото снова вгрызается в породу…

Только другой, а не Буран стоит на вахте, другой бурит…

В конторе был один Хамзин. С ним не стоит говорить.

Однако Хамзин сам остановил парня.

— Проходи сюда, поговорим.

Он провел его в кабинет директора. Телефон, геологическая карта Бельской долины во всю стену, на столе несколько кернов, гора газет и красный неотточенный карандаш.

У Хамзина маленькие узкие глаза. За густыми ресницами трудно разглядеть их выражение.

— Понимаю, — заговорил он, сев напротив Бурана, — пришел проситься обратно на буровую. Тебя обнадежило то, что спасли скважину. Так, что ли?

— Так.

— Ты хотел поговорить с директором. Не так ли?

— Так.

Хамзин усмехнулся.

— Он ни за что не возьмет тебя обратно.

— Почему?

— Я один могу это сделать.

Хамзин понизил голос, хотя никого в конторе не было.

— Мы дети одного народа, и мы поймем друг друга. Им, приезжим, все равно, побыли и уехали, а нам оставаться здесь. Нам некуда убегать. Поэтому нам надо держаться вместе. Ты попал в тяжелое положение, и я хочу протянуть тебе руку помощи. Это связано с риском, но меня это не остановит. Ради своего человека я на все пойду. Одним словом, завтра выходи на работу. Уломаю азербайджанца. Вот тебе моя рука!

Буран, истосковавшийся по работе, много переживший за эти сутки, с благодарностью пожал протянутую руку.

— Ну, желаю тебе успеха! — скупо улыбнулся Хамзин. — Передай привет Камиле!

В радостном настроении шагал Буран домой. Все сложилось как нельзя лучше. Вдруг он остановился. При чем тут его национальность и всякие разговоры о «приезжих» и «местных»? Что означают слова Хамзина «нам надо держаться вместе»?

Камиля говорила ему утром о долге, об ответственности, о том, что Птица и Ага Мамед поймут его, поддержат…

«Ну вот, опять захандрил! — отмахнулся он от беспокойной мысли. — Плюнь на все! Важно, чтобы вернули. Как обрадуется Камиля!»

Переступив порог, он радостно сообщил:

— Все в порядке. Аварию ликвидировали. С утра выхожу на вахту.

На столе стояли две тарелки. Значит, Камиля ждала его. За ужином он сказал:

— Ты не представляешь, что творится в моей, душе!

Камиля перевела разговор на другое:

— Вынеси в сени сапоги, я помою их.

Это были первые ласковые слова, сказанные ею.

5

Уже целую неделю Буран живет у Камили. Семь ночей они спят в разных углах. Он как будто удовлетворился тем, что дышит одним воздухом с Камилей.

Сдержанность Бурана все больше беспокоила ее. Все ночи Камиля проводила без сна.

Буран уставал на буровой и после ужина сразу заваливался спать. Во сне дышал ровно, только иногда стонал. В такую минуту ей хотелось повернуть его лицом к себе.

Трудно вспомнить, о чем она думала ночью. Наверно, о том, что должна беречь себя.

В памяти всплыло то время, когда она была еще девочкой. В первый день, когда пришла в школу, ей захотелось сесть за одну парту с Бураном. Она расплакалась, когда учитель посадил ее с другим мальчиком.

С Бураном никогда не было страшно; он научил ее переплывать Белую, он заставлял спускаться на лыжах с крутого склона Девичьей горы.

Провожая его в армию, Камиля знала, что у нее не будет никого роднее Бурана. Почему же она отдалась Хамиту? Обманула лунная ночь. Молодость и ласка Хамита. Потом пришла привычка. Камиля закрылась одеялом до подбородка. Нет, после всего, что было, она не может стать женой Бурана. Он должен уйти.

В колыбели заворочался сын. Буран не примет его, не смирится, не сумеет согнуть свою гордость. Он пришел к ней, отдавшись наущению ласкового сердца. Но когда заговорит разум, Буран не выдержит, уйдет.

Нельзя позволить ему стать близким. И себе самой — запретить думать о нем.

Лампа замигала и потухла.

Камиля вздрогнула. Ей вспомнилась ярость, с которой Буран сорвал калитку, измазанную дегтем. Будто это его злейший враг.

Пока он был на буровой, она кое-как сколотила новую калитку. Новая калитка так же скрипела, как и прежняя, — Камиля оставила старые шарниры.

Только в работе Камиля находила успокоение. Там она могла забыться. Ей хотелось поговорить по душам с Миловановой, своей сверстницей. Их связывала не только работа — они чувствовали взаимную симпатию друг к другу. Хотелось не совет получить у нее — в сердечных делах нет советчика, — а просто поделиться своим горем, выплакаться.