Лебеди остаются на Урале

Но для такого разговора трудно было выбрать время.

Вот прошла еще одна ночь. Заиндевевшие стекла посинели. Под потолком обозначились узорчатые прорезы.

С облегчением прошептала:

— Скоро рассвет!

6

После завтрака Камиля заторопилась в лабораторию. Перед уходом она всегда закутывала сына и уносила к соседке. Сегодня Буран подошел к колыбели и сказал:

— Сына можешь оставить дома. У меня сегодня выходной.

— Ты не сумеешь присмотреть за ним, он капризный!

— Мужчины всегда поладят между собой.

— А он не надоест тебе?

— Если надоест, отнесу к соседке.

Камиля быстро подошла к Бурану, внезапно поцеловала его и бегом выбежала из избы.

Мужчины впервые остались одни.

Буран ходил по комнате, напевая какую-то песенку, потом остановился у колыбели, улыбнулся.

— Не надоело тебе валяться, лежебока?

Мальчик внимательно посмотрел на него. Буран поводил рукой, ребенок следил за ним.

— Смышленый малыш! — сказал Буран.

Так они разговорились. Правда, говорил один Буран.

— Вот твоя мать сомневается, уживемся ли мы с тобой. А зачем же нам скандалить, малыш? Ты любишь свою маму, я ее тоже люблю. Если два человека любят третьего и они не соперники, то зачем бы им враждовать? Правда ведь? Хочешь молочка? Сейчас напою тебя.

Буран надел на бутылочку соску.

— Не хочешь, сыт? Ну, тогда не надо, повременим. Ты лежи, а я почитаю.

«Старый буровой мастер из Баку Шакир Фаткулин начал проходить скважины при помощи жидкого глинистого раствора. Об этом он написал книгу. Почему бакинцы могут бурить, нарушая давно заведенные порядки, а башкирские нефтяники должны держаться за старое?»

Прочитав несколько страниц, Буран прошелся по комнате, размышляя. Иногда подходил к ребенку, чтобы проверить, чем он занят.

— Лежим? — спрашивал он. — Ну и лежи!

Когда ребенок забеспокоился, Буран сменил пеленки. Пока все шло нормально.

«У бакинцев земля мягкая. Там скважину можно пробурить за одну неделю, самое большее — за две. А тут нужны месяцы.

И все-таки стоит вернуться к тому, что сорвалось в первый раз: попробовать еще раз применить при бурении жидкий раствор, а может быть, и воду».

Ребенок захныкал.

— Чего тебе, малыш? Лежи, не капризничай, живо получишь шлепки!

Когда мальчик плакал, он становился похожим на Хамита: такой же разрез глаз, такие же скулы… Противный какой!

Давлет на днях сказал: «Никто не одобряет тебя. Неужели ты не мог найти себе девушку?»

Буран ничего ему не ответил.

Конечно, он мог жениться на девушке. За него пошли бы Зифа и Магира. Так он и сделал бы, если бы держался старых, дедовских традиций. Он хотел стать новым человеком.

Ой, как трудно побороть предрассудки! Но он постарается доказать, что любовь сильнее старины и дедовских обычаев. Они построят свое счастье с Камилей.

Подойдя к колыбели, он сказал другому мужчине, как бы предлагая мир:

— Ну, не скучай. У тебя будет брат. Мать передаст ему свою красоту, вот увидишь. Один сын — не сын. Два — тоже еще не сыновья. А вот три сына — это да!

«Сухие» скважины

1

От самой станции до непрерывно отодвигающегося горизонта простирается черно-желтая степь: истосковавшиеся по теплу просторные, широкие колхозные поля и кое-где узкие пашни единоличников. Только изредка встречаются небольшие рощи и тихие деревни.

Липкая, изрытая дорога. На выбоинах и обочинах дороги валяются бурильные трубы, опрокинутые сани. Видно, не все удавалось доставить на буровые…

Медленно ползет машина. Мотор протяжно гудит, над радиатором клубок пара. Колеса, буксуя, забрасывают кузов комьями грязи.

Скучная, утомительная дорога. Надеясь добраться до Карасяя за два-три часа, Великорецкий не стал завтракать на станции. Сейчас он пожалел об этом: в такую распутицу не доберешься и за день. Голод давал о себе знать все сильнее и сильнее. Казимир Павлович, нахлобучив шапку и подняв воротник пальто, закрыл глаза.

Машина ворчит, спускаясь в неглубокие овражки, завывает и рычит, взбираясь на горки. Постепенно панорама меняется. На небосклоне поднимаются холмы, а за ними виднеются серые тени далеких отрогов гор.

Не так просто победить Губкина. У «комиссара» огромная эрудиция, он отличный оратор и авторитетом пользуется. Казимир Павлович поежился, вспомнив выступление Ивана Михайловича, которое он слышал совсем недавно в Москве.

— Может быть, перекусим здесь? — спросил Великорецкий, увидев силуэт элеватора.

— Остается час езды, — возразил Белов, сидевший на заднем сиденье. — Надо бы засветло добраться до Карасяя.

Это был самый длинный разговор между ними за все время пути.

Белов сошел с машины возле конторы, Великорецкий поехал к себе. Почти у самого дома машину перехватил Хамзин. Обняв Казимира Павловича, Хамзин потащил его к себе:

— У меня уже и стол накрыт. Согреетесь с дороги, подкрепитесь.

Казимир Павлович, попросив шофера завезти чемоданы на свою квартиру, с удовольствием принял приглашение Сагита Гиззатовича. Усаживая его за стол, Хамзин нетерпеливо спросил:

— Ну как?

Казимир Павлович выпил полстакана водки и сразу согрелся. Монотонное, уютное тиканье множества часов, тепло и водка заметно подняли его настроение.