Лебеди остаются на Урале

— Хватит болтать! Все ясно. Правильно, товарищи?

— Правильно! — закричали в зале.

Бывают такие минуты, когда люди, обессиленные неудачей, сдаются. Бросают самое дорогое дело, соглашаются с любым обвинением, даже сами себе выносят смертный приговор… У Белова наступила именно такая минута.

Буран продолжал кричать:

— Есть предложение: доклад отменить и вынести постановление. Сразу, без обсуждения…

Зал притих. Даже два темных угла замолчали. Было слышно, как шипит фитилек лампы.

— Надо бурить! Товарищи, айда бурить! Вот и все!

Птица растерялся. Белов собрался в комок. Он как будто впервые услышал биение собственного сердца. Они правы, не надо слов! Надо действовать, не тратя ни минуты. Повернувшись к Птице, Белов сказал:

— Голосуй!

Птица пожал плечами: за что голосовать?

Отстранив председателя, Белов крикнул:

— Кто за то, чтобы «айда бурить»?

Засмеялись и подняли руки. Лес рук и громкий торжествующий смех. Белов кашлянул, чтобы скрыть волнение.

Все заторопились к выходу. В дверях образовалась пробка. Белову видны только замасленные спины рабочих. В густом облаке махорочного дыма они все кажутся похожими друг на друга. Поди теперь разберись, кто выкрикивал угрозы в начале собрания, а кто подпер его плечом, когда он пошатнулся, до конца верил в его дело, нет, в свое дело!

Белов смотрел им вслед и думал: «Когда же успел сложиться этот крепкий коллектив? Если он такое вынес, теперь ему ничего не страшно».

6

Белов не отпустил Людмилу Михайловну на собрание, и она, сидя в лаборатории, с волнением ждала, что решат рабочие.

В банке с бензином — кусок керна. Бензин слегка окрашен нефтью. Пусть чуть-чуть, но это нефть.

Не впервые Людмила Михайловна обнаруживает признаки нефти. Но Белов не решается на испытание скважины. С пятисот до шестисот двадцати метров бил газовый фонтан, тоже предвестник нефти, и все-таки Белов приказал бурить дальше.

Ниже появились доломиты с признаком нефти, голубой и темно-бурый ангидриды с известняком, подтверждавшие наличие нефти. А бурение все равно продолжалось. Оно и не прекратится, если коллектив поддержит Белова. Если же большинство выскажется против, придется выполнять приказ треста.

Когда Артем поднялся из-за стола и вышел из культбудки, где теперь временно помещалась лаборатория, Людмила Михайловна подошла к маленькому окошку, похожему на иллюминатор, и потеплевшим взглядом проводила его, такого высокого и немного неуклюжего.

Людмила Михайловна не отдавала себе отчета в том, что происходит с ней.

Когда она влюбилась в первый раз, еще подростком, любовь охватила ее, как пламя пожара. Горели щеки, сердце колотилось, она металась, теряя счет дням, и безусый паренек представлялся ей то Ленским, то Ромео.

Теперь у нее не было такой остроты чувств. Разумом, а не сердцем полюбила она Артема.

Только ли разумом? Она любила его глаза, ей было приятно, что эти глаза подолгу задерживались на ней, на ее волосах, на ее губах, шее, груди. Белов был уверен, что она не замечает его взглядов.

— Людмила Михайловна!

Она вздрогнула, услышав голос своей помощницы.

— Чего тебе?

— Сходить за керном?

— Да. Только подожди, в журнале все записала?

— Я вам уже показывала.

Людмила Михайловна не выдержала неизвестности и все-таки решила пойти на собрание… Но когда она прибежала в контору, собрание уже закончилось и все разошлись.

Вернувшись в лабораторию, она застала Белова.

Он поспешил сюда, чтобы поделиться с Людмилой Михайловной своей большой радостью, чтобы сказать ей, что они теперь не одиноки и никакому тресту их не свалить. Белов решил сразу же засучив рукава взяться за работу; ему казалось, что только так он сможет оправдать доверие рабочих. Но Людмилы Михайловны в лаборатории не оказалось. И анализ последних кернов с четвертой буровой не был готов.

Белов нетерпеливо барабанил пальцами по столу, злясь на Милованову и чувствуя, как улетучивается его хорошее настроение…

— Что ж вы молчите? — спросила Людмила Михайловна, вернувшись в лабораторию. — Провалились?

Белов резко повернул голову.

— Пока вот голова цела…

— Вы могли бы объяснить по-человечески. Мы ведь тоже не посторонние.

Белов поднялся во весь свой рост.

— Единственное, что вы умеете делать, — это волноваться. К сожалению, этого еще недостаточно для победы.

— Я всего ждала от вас, только не этого! — ответила Милованова, едва сдерживая слезы. — Даже в такой час.

Они стояли друг против друга, готовые наговорить друг другу самых резких обидных слов. Камиля смотрела на них с удивлением. Что с ними? Если люди, которых она так уважала, перестали владеть собой, значит наступил конец! Видно, зря она утешала себя надеждами на керны с четвертой.

— А вы думаете, я должен был объявить вам благодарность? — язвительно спросил Белов. — Скажите, кто отвечает за контроль над кернами? Начальник лаборатории или кто-нибудь другой?

— Я, — дрогнувшим голосом прошептала Людмила Михайловна. — Но это не дает вам права кричать на меня.

— Так слушайте же: нам срочно нужны анализы. Я вас оставил в лаборатории, а вы сбежали…